Джей Бонансинга - Игра киллера

ударилась о подголовник.

И все стало в огне.

Эндрюс боролся с ремнем безопасности, ловя ртом воздух, тряс оглушенной головой, глядя, как изливается из церкви ад. Пламя красным зверем взлетало из сердца церкви, потрясая хвостом из окон, деря когтями тьму, поднимая голову сквозь сорванный купол, рыча в небо, пожирая воздух. И Том Эндрюс ничего не мог, только сидеть, парализованный оцепенением, прикрывая рукой лицо от жара. Воздух вонял сгоревшим предохранителем, и от шума уши лопались.

Что случилось? Что произошло, во имя Господа? Слаггер заминировал церковь? Это казалось едва ли вероятным. Как он мог это сделать так быстро? Эндрюс повернул голову и посмотрел в пассажирское окно. Марион лежал на земле в нескольких футах от машины, оторопело мигая, пистолет его валялся в траве. Кажется, он растянул лодыжку, и лицо его было покрыто темным слоем то ли пыли, то ли сажи.

Марион сел, на лице его играло пламя горящей церкви. Пожар грохотал, как товарный поезд.

– Какого хрена тут творится?

– Марион?

Эндрюс попытался двинуться, но ремень безопасности зацепился вокруг пояса.

Из леса по обеим сторонам горящей церкви доносились звуки беспомощные, нечленораздельные крики, адский вой. Кто-то из спецназовцев тех, что не исчезли в вихре взрыва, – горели, отчаянно пытаясь уползти в темную прохладу леса и сбить пламя. Они были похожи на привидения, их горбатые тела светились в тени и тепловых лучах. Почти все ребята Мариона погибли, хотя пара человек визжала в траве под разрушенной колокольней. В церковной стене еще чудом держались зазубренные цветные стекла витражей, и мигающий свет бушующего внутри пламени озарял сцену бойни нереальным розовым светом.

– Ну и сукин же сын! – произнес Марион, глядя на огненный мальстрем.

– Что там стряслось?

Эндрюс дергал ремень, который врезался ему в мочевой пузырь. Пряжка в его дрожащих руках была горяча, как раскаленное тавро.

– Если этот паразит еще жив, он сейчас будет мертв! – рявкнул Марион, вставая на ноги.

Лицо его дернулось-гримасой, когда он встал на растянутую ногу и нагнулся подобрать «магнум». Проверив, что револьвер заряжен, он взвел курок и проглотил скопившуюся во рту кровь.

– Сейчас он у меня сдохнет!

– Погоди, Марион! Постой! – Эндрюс вцепился в застежку пояса. – Давай я кого-нибудь позову.

– Оставайся здесь, – сказал Марион и захромал к главному входу, который, кажется, только один и не был охвачен пламенем. Остальное здание уже корчилось в огне. Зверь жрал. Языки пламени лизали заросшие плющом порталы, пожирая перемычки и растрескавшиеся скульптуры, спирали дыма вылетали из разломов стены, как гневные призраки.

– Марион, подожди! А, черт!

Эндрюс наконец расстегнул ремень и распахнул дверь.

И застыл рядом с машиной, скорчившись за дверью и глядя, как Марион входит в ад. Широкая фигура его исчезала в бликах белого каления, револьвер наготове, и при виде этого зрелища у Эндрюса зашевелились волосы. Это безумие, мать его так, безумие. Слаггер наверняка мертв. Не может человек выжить в таком взрыве. Но опять же, если Слаггер сам это подстроил, наверное, он предусмотрел и способ выжить.

Тефлоновый мужик, мать его так.

Эндрюс начал нервно дрожать, зубы чуть не застучали. Страх был осязаем. Как кулак, намотавший на себя его кишки. Эндрюс влез обратно в машину и начал рыться в отделении для перчаток. Там у него лежал «дерринджер» с коробкой патронов – для нештатных ситуаций, к которым сегодняшний случай, без сомнения, относился. Найдя револьвер, Эндрюс попытался его зарядить хотя бы парой патронов, но руки у него так дрожали, что он едва мог держать оружие. Что-то на периферии сознания орало безмолвно: «Это все подстроил Слаггер, ты, кретин. Он знает. Он знает о двойной игре, и вот почему у тебя в шине оказался гвоздь, и вот почему ты уже покойник».

Из церкви загремели выстрелы, несколько подряд, почти сливаясь.

Эндрюс выронил «дерринджер»:

– Твою мать, мать-мать-мать...

Сердце бешено колотилось, руки покрылись гусиной кожей, он схватился за кейс с картами и раскрыл его. На крышке был смонтирован сотовый телефон. Эндрюс схватил трубку и попытался вспомнить номер Центра специальных операций Палаты, но мозг вертелся пьяной каруселью, заметаемый страхом, руки вспотели и так дрожали, что он еле держал трубку. Он готов был проклясть день и час, когда связался с этим подпольным дерьмом, с мокрухой, с убийствами. О Господи, он бы мог сейчас быть --">