Юлиан Семенович Семенов - Старик в Мадриде

Семенов Юлиан Семенович. Старик в Мадриде

СТАРИК В МАДРИДЕ

…А после того как у меня завершились все встречи, мы поняли, что совершенно свободны и что, хотя памплонская фиеста кончилась, Испания продолжается и будет подолжаться вечно в каждом, кто смог понять этот замечательный народ, а Испания все-таки начинается с Мадрида — для меня, во всяком случае.

— Нет, — сказала Дунечка, — для меня все кончилось в Памплоне.

— Тебе не нравится Мадрид?

— Он — официальный.

Я хотел сказать, что нельзя вот так, с маху, о б и ж а т ь — не важно, кого или что — человека или город. Рассеянная невнимательность, даже если это врожденная черта характера, все равно обидна для окружающих: не вешать же себе на шею табличку: <Заранее приношу прощение за мою невнимательность, рассеянность и категоричность — в принципе я добрый человек, не желающий никому зла>.

Но я решил отложить эту сентенцию <на потом>, а сейчас спросил:

— Ты что — уже обошла все улицы Мадрида? Видала его ранним утром у Сибелес, вечером на Гран Виа? Ночью возле средневековой Алкала? Днем у Карабанчели?

— Все равно, здесь очень длинные авениды и слишком много полиции.

— В Памплоне тоже была полиция.

— В Памплоне ее освистывали и прогоняли, когда она мешала фиесте.

Последний довод был справедливым, и я принял компромиссное решение.

— Знаешь что, — сказал я, — давай позвоним Кастильо Пуче и пройдем вместе с ним по тому Мадриду, который так любил Хемингуэй.

— А потом пойдем на корриду?

— А потом обязательно пойдем на корриду.

…В глазах у нее по-прежнему были маленькие белые человечки в красных беретах, повязанные красными кушаками, с низками чеснока на груди — она продолжала жить буйством Памплоны, и это на всю жизнь, и это прекрасно, и в будущем, думается мне, многие испанцы станут приезжать к нам на Родину — ей-богу, у нас есть свои великолепные праздники, которые стоит посмотреть, — это тоже будет на всю жизнь у тех испанцев, которые приедут…

— Значит, так, — прогрохотал в трубку Кастильо Пуче, шершавя мембрану жесткой бородой, — ты должен через полчаса приехать в кафе-мороженое <Оливетти>. Как, ты не знаешь, где <Оливетти>? Но это же за стадионом <Реаль Мадрид>, и все <мадрильенес> знают, где находится <Оливетти>!

Он полчаса объяснял мне, как туда надо проехать, а потом трубку взяла его дочь Таня и объяснила все за две минуты, и мы поехали, и нас задержал полицейский, потому это мы нарушили правила, а поди их не нарушь в сутолоке мадридских машин, их за год, что я здесь не был, прибавилось еще, по крайней мере, тысяч сто, и Дуня, побледнев, шепнула:

— Это <гвардия севиль>? (Она уже знала, что такое <гвардия севиль>, испанцы не очень-то скрывают своего отношения к этой полицейской организации.)

— Нет, — ответил я, — это обычный дорожный надзор, не волнуйся.

Полицейский потребовал мои права с каменным лицом и алчным блеском в глазах, не предвещавшим ничего хорошего. Он повертел мои права, потом посмотрел марку машины и спросил:

— Откуда вы и что это за <оппель>?

— Это не <оппель>, а <Волга>, мы из Советского Союза и пытаемся найти кафе-мороженое <Оливетти>, которое в Мадриде знает каждый.

— Вы русские?!

— Да. Советские, — сказала Дуня, побледнев еще больше.

— Вы русские, — повторил полицейский, возвращая мне права, — которые ездят на <Волге>, не в силах найти <Оливетти>? — алчный блеск в его глазах потух, и зажегся иной блеск — удивления, недоверия и интереса. — Это ж просто: обогните клумбу, возвращайтесь назад, поверните направо возле пятого светофора, потом круто налево, потом два раза направо, потом снова налево, пересеките авениду: вот вам и <Оливетти>.

Он поднял палку, остановил поток машин и позволил мне нарушить все правила, какие только существуют на свете.

— Ну и ну, — сказала Дуня, а я ничего не сказал, потому что напряженно считал светофоры.

Кастильо Пуче ждал нас со своей старшей дочерью Таней. Мы выпили кофе и отправились по Мадриду, по хемингуэевским местам.

Жара была градусов под сорок. Дуня страдала, я наслаждался, Кастильо Пуче и Танюша не обращали на жару внимания, ибо, как настоящие мадрильенес, они обожают в своем городе все — даже жару.

<Небо над Мадридом высокое, безоблачное, подлинно испанское небо, по сравнению с ним итальянское кажется приторным, — а воздух такой, --">