Мария Скрипова - Ненадежный свидетель

Мария Скрипова Ненадежный свидетель

Глава 1 Газета

Муха… Эта муха вторую ночь не дает покоя! Сколько уже можно жужжать?! Камера пыток с белыми кожаными стенами, расцарапанная особо буйными заключенными. Нет, это не тюрьма, это место намного хуже. Место, отнимающее твою жизнь, рассудок, обычные человеческие потребности. Попав сюда, ты уже сам не можешь решать, что тебе носить, когда бриться, причесываться. Еда, сон, прогулки… Все по расписанию. Ты как собака на привязи, которую то и дело пытается усмирить хозяин за громкий лай. А хозяев здесь много, каждый санитар смотрит с пренебрежением, превосходством. Они лучше таких, как мы, – психов, которых общество сочло слишком опасными, чтобы держать на воле. Но самое страшное, если ты попал сюда, каждое твое слово считают бредом, ставят под сомнение любые поступки и решения. Пытаются пробраться в твою голову, доказать, что все это нереально. Но я, Григорий Макаров, знаю, что видел… Я не сумасшедший, и они не смогут убедить меня в обратном.

– Пап, – раздается звенящий детский голосок. – Если ты снова перевернешь поднос с лекарством, санитары закроют тебя еще на один день в изоляторе.

– Не переверну, – обещаю я, хоть и зря. От таблеток становится только хуже, сознание расплывается, и ты даже слюни сам себе подтереть не можешь. Но Люську, дочку, не переспорить – вся в отца, такая же упрямица. – Что ты нарисовала?

– Девочек, – улыбается, протягивает листок прямо под нос. И вправду, две девочки на лесной тропе, поваленные деревья и переплюйка, заросшая камышами. – Это Вика и Ника.

– Это одно и то же, – сдуру ляпнул я.

– Нет, они сестры, – обиделась, губы надула Люська. – Ничего ты не понимаешь!

– Почему они гуляют в лесу одни? Где их мама и папа? – интересуюсь, пытаясь ее растормошить. Дочка молчит, глаза опустила. Что-то не так… Я видел уже этот лес, эти деревья, знакомое место. – Люся, кто эти девочки?

Дверь в изолятор открывается, на этот раз не санитар. Павел Степанович Окунев, лечащий врач, благодаря которому я все еще здесь. Доложили о том, что я учудил вчера, не иначе. Погром в столовой и отказ от лекарств. Психов настроить легко, главное, подход. Но для топ-менеджера по продаже люксовых машин – рутинная работа, не требующая особых усилий. Куда сложнее наладить работу пираний, так и норовящих оторвать денежный мешок друг у друга. Да… Жизнь до психушки была не такой. Я был успешен, летел по карьерной лестнице вверх. После пельменей в общаге института только начал привыкать ко всей этой роскоши. Новая машина, нет, не люкс класса, так, «Фольксваген Джетта». Но после стольких лет в метро ощущать запах нового пластика, качественной кожи, заливать 95-й, напоказ крутить в руке брелок… Понты? Нет! Кого можно удивить средним сегментом, да еще и в 30 лет? В Москве каждая третья машина дороже пятака выходит. Но черт! Какое же это было чувство, эйфория мальчишки, который всю жизнь мечтал сесть за руль «немца». Сомнительно? Ну, что есть. А купленная двушка в новом районе? Друзья в аут улетели, когда застройщик ключи выдал. Но было и то, что напоказ я не выставлял: красавица-жена и дочь, Люська… Две самые главные женщины в моей жизни.

– Григорий, вы меня слышите? – уже не первый раз обращается Окунев. – Григорий, Гриш, с кем вы разговаривали?

– Ни с кем. Скучно, док, в изоляторе, вот и пытаюсь скоротать время. Песни петь не запрещается? «Медленно минуты уплывают вдаль, встречи с ними ты уже не жди. И хотя нам прошлого немного жаль, лучшее, конечно, впереди», – горланю я, мотая головой. Дочка ухохатывается, но я держусь, продолжая распевать: – «Скатертью, скатертью дальний путь стелется…»

– Должно быть, Люсе очень нравится, когда вы поете? Это ее рисунок? – заметив картинку дочери, спрашивает Павел Степанович. – Кто это?

– Мой, рисовать люблю. А это Вика и Ника, сестры, родители у них недалекие, так и назвали, – язвлю я. Док единственный, кто может меня отсюда выпустить. Язык бы за зубами держать. Но как же я устал от этих разговоров, он считает меня чокнутым, да и сам я потихоньку начинаю сходить с ума в этом гиблом месте.

– Интересно, – задумчиво, но с любопытством смотрит на меня Окунев, что-то опять черкает в своем блокноте. – К вам сегодня уже кто-то заходил? Может быть, оставляли газету?

– В изолятор? – Насмешил так насмешил, это место не для посещений, а о газетке только мечтать --">