Дмитрий Станиславович Федотов - Огненный глаз Тенгри

Дмитрий Федотов Огненный глаз Тенгри

© Федотов Д.С., 2009

© ООО «Издательский дом «Вече», 2009

* * *

«…Правительствующий Сенат приказали: по силе состоявшегося Ее Императорского Величества указу, быть посему изыскателями ученым мужьям профессору Герарду Фридриху Миллеру и профессору Ивану Георгу Гмелину, иже с ними помощниками студентам Степану Крашенинникову, Петру Горланову и Семену Торопчину, а також рисовальщику Генриху Люсениусу и иным полезным людям, коими укрепить отряд сей надобно. Определить отряду сему довольствие провиантом, одежей да обувью, прочую же амуницию в должном количестве предоставить согласно реестру Академии наук для описания природы земли Сибирской, також народов и племен тамошних, кои интересны бысть обрядами да промыслами своими…»

из Указа Императрицы и Самодержицы Российской 19 августа 1733 года

Пролог

Западная Сибирь, сентябрь 1734 года

В год Огненного Тигра лето пришло необычайно жаркое и засушливое. Томан-елга^[1] впервые за много лет обмелела настолько, что даже косули могли переходить ее вброд. Горные ручьи, что берут начало со снежников Алатау^[2] и питают реку и ее притоки, совсем иссякли, и мелкая живность в тайге невольно потянулась со склонов в долины и распадки в надежде найти новые места водопоя. Но тайга – не джунгли. Здесь никогда не слыхали о «водяном перемирии». И для хищников – истинных хозяев чащобы – настало время кровавого пира.

Люди тоже не остались в стороне. Охотники днями пропадали в тайге, валились от усталости, но каждый раз приносили богатую добычу. И все радовались: теперь запасов хватит до конца долгой зимы.

Но вот великая сушь пришла в тайгу. Немногие болота пересохли, превратились в гукающие под ногами тугие бубны. Стали еще более коварными – один неверный шаг, и можно провалиться в пещеру без дна с трухлявыми травяными стенками. Из такой уже не выбраться ни человеку, ни даже самому адыгу^[3] – хозяину тайги.

А вместе с засухой в тайгу пришел огонь. Этого чудовища боялись и люди, и звери. Он пожирал все, оставляя после себя пепел и смерть.

Напрасно старый колдун Арбанчак день и ночь жег болотную траву и перо глухаря – уговаривал айнов^[4] не убивать тайгу и назначить ясак.

Все тщетно. Видимо, снова придется сниматься шорцам и телеутам с обжитых мест и уходить к верховьям Томан-елги, а то и дальше.

Надеялись еще, что осенние дожди остановят пожары, напоят живой влагой болота и ручьи…

Куртегеш еще с вечера засел в удобной развилке огромного столетнего ильма, склонившегося над большой излучиной лесного ручья. Если набраться терпения, здесь можно подстрелить оленя или молодого кабана. На худой конец – зазевавшегося козана^[5]. Не всё зверье откочевало на север, кое-что осталось, и у водопоя еще можно было надеяться на удачу.

Куртегеш вздохнул и сжал в кулаке саклагыч^[6] в виде головы волка, вырезанный из кедра – священного дерева его рода.

Тайга продолжала гореть. Хотя уже не так сильно, как летом. Но вот пришла осень, а дождей так и не было. Правда, Белый кам^[7] Салагай говорил, что знает, как остановить огонь. Еще дед его, Кучуяк, тоже Белый кам, однажды спас людей рода Кедра от буйства айнов, обратившись к самому Тенгри – верховному владыке Верхнего Мира. А в ясак отдал ему свою младшую дочь Куйукчи. Тогда Тенгри усмирил разбушевавшихся айнов – наслал на тайгу проливные дожди, враз погасившие кровожадное пламя. И вот Кучуяк, умирая, якобы передал своему сыну священную бересту, где записано, как говорить с Тенгри, чтобы тот услышал…

Куртегеш принюхался. Ветер с рассветом переменился и теперь дул с полудня, отчего долину ручья постепенно затягивала гарь недалекого пожара. Куртегеш снова сжал саклагыч: если ветер останется, к ночи огонь может добраться и сюда. Тогда придется уходить ни с чем.

Эх, хоть бы у Салагая все получилось! Завтра ночь черной луны – Кара-кай – самое удобное время для камлания. Салагай ушел к урочищу Козыр-агаш еще затемно. С ним его сын Ашпа – лучший в роду следопыт. И ясак приготовлен настоящий – Тенгри понравится.

Выше по тропе послышался треск сучьев и шаги. Куртегеш затаился, медленно потянул из колчана длинную охотничью стрелу – не иначе молодой секач объявился. Но уже --">