Олдос Леонард Хаксли - Улыбка Джоконды

I

— Мисс Спенс сейчас пожалует, сэр.

— Благодарю вас, — сказал мистер Хаттон, не оборачиваясь. Горничная мисс Спенс была до такой степени уродлива — уродлива предумышленно, как ему всегда казалось, злонамеренно, преступно уродлива, — что он по возможности старался не смотреть на нее. Дверь закрылась. Оставшись один, мистер Хаттон встал и заходил по гостиной, поглядывая на знакомые вещи, которые встречало здесь его созерцательное око.

Фотографии греческой скульптуры, фотографии римского Форума, цветные репродукции картин итальянских мастеров-все такое бесспорное, такое известное. Бедняжка Дженнет! Какая узость кругозора, какой интеллектуальный снобизм! О ее подлинном вкусе можно судить вот по этой акварели уличного художника, за которую она заплатила два с половиной шиллинга (а за рамку тридцать пять). Сколько раз ему приходилось выслушивать от Дженнет эту историю, сколько раз она восхищалась при нем этой ловкой подделкой под олеографию. "Подлинный художник и где — на панели!" — и слово "художник" звучало в ее устах с большой буквы. Понимайте так, что ореол его славы осенил отчасти и Дженнет Спенс, не пожалевшую дать ему полкроны за копию с олеографии. Она как бы воздавала должное собственному вкусу и художественному чутью. Подлинный старый мастер за полкроны. Бедняжка Дженнет!

Мистер Хаттон остановился перед небольшим продолговатым зеркалом. Нагнувшись слегка, чтобы разглядеть в нем свое лицо, он провел белым холеным пальцем по усам. Усы у него были такие же пышные и золотистые, как и. двадцать лет назад. Волосы тоже не поседели, и пока что никакого намека на плешь — только лоб стал несколько выше. "Как у Шекспира", — улыбнувшись, подумал мистер Хаттон, разглядывая блестящую и гладкую крутизну своего чела.

"С другими спорят, ты ж неуязвим… Из бездн к вершинам… Величие твое… Шекспир! О, если бы ты жил среди нас! Впрочем, это, кажется, уже о Мильтоне — прекрасная дама Христова Колледжа. Да, но в нем-то, в нем самом ничего дамского нет. Таких, как он, женщины называют настоящими мужчинами. Поэтому он и пользуется успехом — женщинам нравятся его пышные золотистые усы и то, что от него приятно пахнет табаком. — Мистер Хаттон снова улыбнулся — он был не прочь подшутить над самим собой. — Прекрасная дама Христова? Э-э, нет! Дамский Христос, вот он кто. Мило, очень мило. Дамский Христос". Мистер Хаттон пожалел, что здесь не перед кем блеснуть таким каламбуром. Бедняжка Дженнет — увы! — не сможет оценить его.

Он выпрямился, пригладил волосы и снова заходил по гостиной. Римский форум, бр— р! Мистер Хаттон терпеть не мог эти унылые фотографии.

Вдруг он почувствовал, что Дженнет Спенс здесь, стоит в дверях. Он вздрогнул, точно застигнутый на месте преступления. Дженнет Спенс всегда появлялась бесшумно, как призрак, — это была одна из ее особенностей. "А что если она давно стоит в дверях и видела, как он разглядывает себя в зеркале? Нет, не может быть. А все-таки неприятно".

— Вы застали меня врасплох, — сказал мистер Хаттон, с протянутой рукой идя навстречу ей, и улыбка снова заиграла у него на лице.

Мисс Спенс тоже улыбалась — своей улыбкой Джоконды, как он однажды полунасмешливо польстил ей. Мисс Спенс приняла комплимент за чистую монету и с тех пор старалась держаться на высоте леонардовского образа. Отвечая на рукопожатие мистера Хаттона, она продолжала улыбаться молча — это тоже входило в роль Джоконды.

— Как вы себя чувствуете? Надеюсь, неплохо? — спросил мистер Хаттон. — Вид у вас прекрасный.

Какое странное у нее лицо! Этот ротик, стянутый улыбкой Джоконды в хоботок с круглой дыркой посредине, словно она вот-вот свистнет, был похож на ручку без пера. Надо ртом — тонкий нос с горбинкой. Глаза большие, блестящие и темные— глаза того разреза, блеска и темноты, которые будто созданы для ячменей и воспаленно-красных жилок на белке. Красивые, но неизменно серьезные глаза, ручка без пера сколько угодно могла изощряться в улыбке Джоконды, но взгляд оставался по-прежнему серьезным. Смело изогнутые, густо прочерченные темные брови придавали верхней части этого лица неожиданную властность-властность римской матроны. Волосы были темные, тоже как у римлянки, от бровей кверху — истинная Агриппина.

— Решил заглянуть к вам по дороге домой, — говорил мистер Хаттон. — Ах, как приятно… — он повел рукой, охватив этим жестом цветы в вазах, солнечные блики и зелень за окном, — как приятно --">