Андре Пьейр де Мандьярг - Щебенки

Андре Пьейр де Мандьярг ЩЕБЕНКИ

Октавио Пасу

Я открою ее тайну: днем она придорожный камень; ночью — река, струящаяся рядом с мужчиной.

Октавио Пас

«Трескучий мороз — от такого и камни трескаются» — с тех пор, как последние дома предместья остались позади, крутились в голове Паскаля Бенена эти слова; он старался прогнать их, заставляя себя думать о печке в своей комнате или о черной классной доске, о непослушных детях и о скрипе мела по аспидным доскам, но каждый раз передышка оказывалась ничтожной. Через минуту-другую, после сотни шагов слова возвращались, прорвав вылинявшую картинку, и мгновенно выстраивались в том же неумолимом порядке. Учитель (так к нему обычно обращались) не слишком беспокоился: сама по себе фраза была вполне безобидной, а он уже замечал у себя прежде эту странность, временную слабость воли, своего рода брешь, через которую назойливые слова, словно инородные тела, проникали в сознание. Он шел посередине дороги, звякая о нее подкованными подошвами.

Проходя мимо кучи камней (то были приготовленные для мощения улиц кремни, которыми изобилует мергельная подпочва этого края), он услышал довольно резкий звук, похожий на тот, с каким лопнул недавно у него на глазах кувшин из толстого стекла. Звук шел снизу, казалось, пронзительно скрипнул круглый камень размером чуть больше бильярдного шара, далеко откатившийся от кучи. Паскаль подобрал камень — что-то слишком легкий, как будто полый. Повертев его в руках, он заметил, что шар почти расколот пополам, но шерстяные перчатки мешали отделить одну половину от другой, и он положил его в карман — с тем, чтобы как следует рассмотреть дома.

В нескольких метрах от него взлетели вороны. Прохожего они не боялись — ведь у него не было огнестрельного оружия. Их крылья чертили на сером небе растянутые в ширину «М» (или перевернутые «W» — от «evviva»^[1]), обозначающие «a mort»^[2], какое встречается, намалеванное углем, на стенах многих итальянских домов. Бенен прибавил шагу: не то чтобы его встревожили эти знаки, вполне обычные и сопровождавшие каждую из его долгих зимних прогулок, но он спешил укрыться от хлеставшего в лицо резкого ветра.

Собственноручно надставленное пальто прикрывало ноги почти до щиколоток, нос прятался в воротник; кроме того, дополнительные пуговицы, тоже пришитые им самим, позволяли плотно застегнуться, и он был укутан, словно китайская аристократка, с той разницей, что внизу полы расходились и не мешали при ходьбе. В этом вытертом до блеска черном пальто Паскаль Бенен вполне оправдывал свое прозвище Дымоход, из года в год передававшееся детьми в начальной школе. Того же цвета, что и пальто, шляпа с чуть примятой тульей, довершая сходство, окончательно делала учителя смешным.

Как он ни укутался, а все же продрог, пока добрался до дома, потому что на обратном пути ветер еще усилился. Телеграфные провода гудели на высокой ноте, словно где-то выла сирена.

Печка в его комнате не погасла. Учитель с удовольствием взглянул на огонь за слюдяным окошком очага, забыв о том, сколько раз выходил из себя при виде печного отростка из кровельного железа, загибавшегося к потолку, притянутого к нему цепями и в конце концов уходившего в его отверстие. Паскалю Бенену приходилось сносить множество обид, но чего он не мог простить своим ученикам — это мерзкого прозвища, которым они его наградили. В комнате было тепло, он расстегнул пальто, и потяжелевшая пола с оттопыренным карманом напомнила ему о находке.

— Ага! — сказал учитель (не последним из его чудачеств была привычка в одиночестве размышлять вслух).

— Такой камень ученые называют «жеода»… Посмотрим-ка на него поближе.

Он положил каменный шар на ночной столик, стоявший так близко к печке, что мраморная его доска нагрелась, и камень снова скрипнул — на треск это было совсем непохоже.

От испуга или удивления учитель отпрянул от столика, но потом собрался (как говорится) с духом и достал свой швейцарский нож. Такие ножи с крестиком на рукоятке, хотя они часто оказываются подделками, все же достаточно крепкие, и нож Паскаля Бенена с честью выдержал испытание. Сломайся он, и его хозяин, возможно, остался бы цел и невредим, но где-то было записано, кем-то, наверное, было решено, что этому человеку суждено погибнуть. Так вот, Паскаль Бенен вставил самое большое --">