Микаэль Катц Крефельд - Секта

Микаэль Катц Крефельд Секта

Если я пойду и долиною смертной тени,

не убоюсь зла,

потому что Ты со мной;

Твой жезл и Твой посох —

они успокаивают меня.

Псалом 22: 4

Свету моей жизни, моей вечно любимой Лис

Michael Katz Krefeld

SEKTEN

Copyright © 2015 Michael Katz Krefeld & Lindhardt og Ringhof Forlag

All rights reserved

Published by agreement with Salomonsson Agency

Перевод с датского Инны Стребловой

Иллюстрация на обложке Екатерины Платоновой

© И. Стреблова, перевод, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017 Издательство АЗБУКА^®

1

Он взглянул на сына, который сидел рядом с ним спиной к окну, за столом. Стоял октябрь, и сад за широким окном утопал в сгустившихся сумерках. На фоне неба чернели силуэты низкорослых фруктовых деревьев. Мальчик, которому едва пошел седьмой год, зажав в кулачке вилку, елозил ею по тарелке, стараясь подцепить ломтик жареной картошки. В другой руке он держал голубую машинку с облупившимся радиатором. Глядя на сына, отец узнавал в нем собственные черты: тот же нос, те же опущенные уголки губ, те же близко посаженные глаза, которые придавали им обоим вечно задумчивое выражение. Он погладил сына по голове, и ребенок с видимым удовольствием принимал его ласку. Круглые щечки и веснушки – это у него от матери. Она хлопотала у плиты, доставая картошку из фритюрницы и раскладывая ее рядом с глянцевыми от масла шницелями, уже выложенными из фритюрницы на тарелки.

– Положить тебе горошка? – спросила она, не оборачиваясь.

– Пожалуйста, только немножко.

Он взял со стола салфетку и расстелил ее у себя на коленях, прикрыв темные брюки. Вернувшись со службы, он сел за стол не переодеваясь, оставшись в костюме и голубой рубашке, и только сменил обувь на разношенные, удобные шлепанцы из верблюжьей шерсти.

– Ну а ты? Разве ты не хотел горошка?

Мальчик энергично замотал головой.

– Почему? Ты ведь всегда любил горошек?

Мальчик кивнул и заговорил с набитым ртом:

– Ну да. Только горошины очень уж скользкие.

– Нельзя разговаривать с набитым ртом.

Он взглянул на жену, которая подала ему тарелку и, поставив на стол свою, села рядом. Она взяла кетчуп, чтобы приправить соусом картошку и шницель. Мешки под глазами и потрескавшиеся руки портили ее, она казалась гораздо старше своих тридцати двух лет. Когда они познакомились, она пленила его улыбкой, которая теперь так редко появлялась на ее лице. Странно – казалось бы, сидит дома, на работу не ходит; непонятно, откуда такой усталый вид? Он налил ей фруктовой воды из кувшина. Она кивком его поблагодарила.

Сын отложил вилку и, судя по всему, был больше поглощен машинкой, чем едой: он катал автомобильчик по узорчатой скатерти, бибикая и изображая голосом гудение мотора, постепенно прибавляя скорость; потом замолчал и, громко зевая, обогнул машинкой бокал с фруктовой водой.

– Нельзя играть за едой, – сказала мать.

– Ладно, оставь его.

Он поймал ее удивленный взгляд. Понятно, как же ей не удивляться! Ведь обычно он строго следил за соблюдением правил, включая и поведение за столом.

– Попей фруктовой воды, – с улыбкой обратился он к сыну, и тот поспешил осушить свой бокал.

– Ну как у тебя прошел день? – спросила жена.

– Спасибо, превосходно.

– Что-нибудь особенное?

– Да нет, ничего такого. Все – как всегда.

– Совсем ничего? – продолжала она настойчиво.

Он отложил прибор, снял с коленей салфетку и тщательно вытер уголки губ.

– Пожалуйста, пойми меня правильно. Я очень ценю, что ты интересуешься, как идут дела у меня на работе, но если бы я начал подробно рассказывать тебе обо всем, чем мне пришлось заниматься сегодня, или вчера, или в любой другой день, ты мало что из этого поняла бы. Поэтому разговоры на эту тему не имеют смысла.

Она заморгала и проглотила, не дожевав, кусок, который только что взяла в рот, невольно издав полупридушенный звук.

– Я же… Я же только, чтобы поговорить… Можно о чем-нибудь другом.

– Я это понял. Первое, что ты сказала. Но не лучше ли нам помолчать?

Женщина ничего не ответила, но заторопилась с едой, как будто спешила уничтожить все, что было на тарелке, чтобы поскорее покончить с обедом. И хотя она поглощала пищу как-то уж очень некрасиво, сегодня он решил воздержаться от замечаний. Он снова --">