Андрей Воронин - Конфликт местного значения

Андрей Воронин КОНФЛИКТ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ

Я тебе не судья,

Не герой и не врач…

Ю. Шевчук

Цыганенок сидел, сжавшись в комочек. Снаружи то и дело бухало. Старик сказал: сиди здесь и жди меня. Вчера они спускались сюда два раза, и позавчера спускались, а третьего дня просидели здесь весь день. «Здесь» — это в глубоком подвале бывшей «хрущевки»-пятиэтажки.

За стеной хлопнула дверь, и Цыганенок сжался еще сильнее, ожидая взрыва. Скорее всего, это ветер, но он не сомневался — «лиловый берет», бросив гранату, захлопнул дверь и отбежал в сторону. Но взрыва не было. Зато появились голоса. В одном Цыганенок сразу узнал Старика. Другой, тоже мужской, раздраженно-возбужденный, был незнакомым. Перегородка была тоненькая, одно название, что стена. Цыганенок прислушался и начал различать слова. Старик гневно выговаривал незнакомому: — И ты еще хочешь от меня помощи, сосунок! В таком низком деле, недостойном мужчины!

Незнакомец (раздраженно, но почтительно): — Но вспомни, Старик, Ворон уже так делал, и целых две недели был мир.

Старик: — Всего две недели! Где твоя гордость! По-шакальи, извиваясь змеей, пробираться… Тебе ведь придется стрелять в женщин, в детей!

Незнакомец: — Пусть так! Пусть по-шакальи, пусть в женщин… Выставить требования и остановить эту войну. Остановить войну, Старик! Сохранить оставшиеся жизни.

Старик (менее твердо): — Мой ответ — нет! Ни помощи, ни даже напутствия доброго от меня не услышишь.

Незнакомец (в отчаянии): — Но ведь это же не люди! Звери! Оккупанты! Вспомни, что они сделали с твоей семьей. Ты говоришь, то, что я задумал — грех. Да, это великое прегрешение, но я возьму его на себя. Во имя живых! И если сам Аллах откажется говорить со мной, я все равно сделаю это. Клянусь всеми убитыми и искалеченными, я сделаю, во что бы мне это ни стало!

Старик молчал. Хлопнула дверь. За стеной воцарилась тишина. Потом раздался тихий скрип клюки Старика. Цыганенку стало холодно и противно. Когда Старик появился в дверном проеме, Цыганенок плакал, крупно и сильно дрожа. Старик подошел, тяжело опустился рядом и обнял Цыганенка за трясущиеся узенькие плечи. Мальчишка постепенно затих, и только вздрагивал иногда от слишком близких взрывов. До утра никто из них не сказал ни слова. Старик так и не уснул. Его мысли были слишком скверны и мрачны. Кто прав в этой войне? Есть ли такие вообще? Вопросов было много. Потому-то он и не смог переубедить Сына Ветра и молчал в ответ на его гневные тирады. «Захватить заложников, потребовать окончания войны». Глупо, низко, а главное — бессмысленно. Но самым плохим казалось то, что он, старик с белой головой, понимал и почти принимал заведомо неверную точку зрения мужчины, не прожившего еще и сорока весен. Не было другого выхода. Его народ исчезал на глазах. От некогда большой богатой семьи, четырех сыновей со своими семьями осталось два человека. Беспомощный, запутавшийся в собственных мыслях дед, да несмышленый еще пацан, его внук. Вот уже больше полугода они болтались по разрушенному городу, стараясь выжить и ища, чего? И не осталось у Старика во враждебном, чужом теперь мире никого, кроме испуганного сорванца. Весь смысл его жизни заключался теперь в Цыганенке. Все, к чему он стремился, что наживал, создавал, для чего работал, отдавая последние силы, все было разрушено бравыми пятнистыми парнями в лиловых беретах, разъезжавших сейчас на «самоходах» по его городу. Старик скрипнул зубами. А он сидел в подвале, и ничего, ничего не мог сделать. Не мог даже благословить сыновей на священный бой. Не осталось у него сыновей, один Цыганенок остался. Постепенно, чувствуя тепло прижавшегося к нему детского тельца, Старик задремал.

Когда Цыганенок проснулся, Старик еще спал. Он осторожно, чтобы не разбудить, выполз из-под сонной старческой руки, тихонько встал и пошел наверх. Здесь же, у подъезда, помочившись, Цыганенок захотел выглянуть на улицу, где сейчас было на редкость тихо. Где-то далеко ворочалась затихающая канонада. Еще раз прислушавшись и не услышав рокота «самохода», он завернул за угол, но дальше не пошел. Перед ним лежал труп. Цыганенок волей-неволей привык к мертвецам, и сейчас трупы уже не вызывали в нем такого панического страха, как тот, первый, бабушкин, полтора года назад. Но этот человек («бывший» человек, — поправил он себя) был поразительно похож на отца. Те же пышные усы, чуть --">