Дэвид У Болл - Сертификат происхождения

прославляющие Его и Его Слово. Галереи были наполнены религиозным искусством всех эпох: мозаики из стекла, греческие иконы, иллюстрированные рукописи и раннехристианские тексты в свитках, картины Джотто, Рембрандта, Рубенса и Эль Греко. Были и собственные картины Джо Кули, написанные маслом, по большей части иллюстрации к библейским притчам о процветании, об Иове и Соломоне. Для Макса они были будто прыщи на стене, но эти экспонаты оказывались среди самых популярных.

А затем они вошли в убежище Джо Кули, нечто среднее между рабочим кабинетом и студией художника, с панорамными окнами с видом на окружающую местность. Вокруг большого стола для заседаний стояли скамьи, мольберты и книжные полки, заполненные редкими изданиями Библии и другими книгами в богатых кожаных переплетах.

Макс положил портфолио на стол, расстегнул защелки и вынул внутренний конверт. Картина была скромно завернута в мягкую белую хлопковую ткань. Макс развернул ткань и аккуратно поднял картину, а затем положил ее на мольберт. Отошел к стене и щелкнул выключателем. Картину залил мягкий свет.

Юный пастух Давид, с мечом в одной руке и окровавленной головой Голиафа, воина филистимлян, в другой. Лицо Голиафа сковала смерть, его глаза и рот открыты, на лбу ссадина, из разрубленной шеи капает кровь.

Джо Кули Барбер зачарованно глядел на картину в безмолвном восхищении.

– Она меньше, чем я думал, – тихо сказал он. – И темнее.

Макс достал из портфеля несколько толстых скоросшивателей.

– Я, конечно же, принес документы, подтверждающие происхождение, – сказал он, выкладывая скоросшиватели на стол. Затем вытащил из них стопки бумаги – вырезки, книги, рукописные документы.

Джо Кули знал, что все эти документы – для него. Максу они не требовались.

– Начинай, мой друг-профессор, – сказал он. – Хорошо бы выпить. Виски? Вина?

– Просто воды.

Проповедник налил себе виски, затем воды Максу и пододвинул стул.

– Его работы бывали очень мрачны. Отрубленные головы, как эта. Убийства, предательство, мученичество. Мгновения окончательного откровения. Это был его дар, запечатлеть такое мгновение. Эту сцену он писал раза четыре за всю его жизнь, и с каждым разом проявлялось его возмужание как художника, выраженное в этих двух лицах, – сказал Макс. – Вероятно, это вторая версия, та, в которой на лице Давида гордость в сочетании с глубочайшим смирением. Триумф Царства Небесного над силами Сатаны.

Макс провел по холсту изувеченной рукой, с любовью следуя линиям кисти Караваджо, будто подражая художнику за работой.

– Он был настолько уверен в себе, что очень редко делал эскизы, не то что другие художники. Писал жизнь, как она есть. Оставались пентименто, закрашенные места, где краска сильно выступает на холсте, вот, видишь, здесь и здесь. Каков гений, понимаешь? И все это он делал так быстро, что кто-то сказал, что его кистью водит сам Бог. А какой свет! Гляди, как цвет плоти переходит в тень, кроваво-красный переходит в черный, свет переходит во тьму и смерть. Такое мастерство света. Или мастерство тьмы, с какой точки зрения посмотреть.

– Конечно, света, – сказал Джо Кули Барбер. – Я никогда еще не видел, чтобы ты так обращался с картиной.

Макс смущенно улыбнулся.

– Не слишком много картин, подобных этой, не слишком много подобных художников. Его стиль был нов и великолепен, но настолько груб, что часто шокировал его покровителей из числа служителей Церкви, которые часто сетовали на его вульгарность и профанацию. Он брал себе моделями шлюх, написал Деву Марию в платье с низким вырезом. Писал у святых прыщи и грязные ногти. Элита Церкви считала его несносным. Они желали видеть в святых совершенство.

– Прямо как Сенат США, – тихо сказал Джо Кули, потягивая виски.

– Его жизнь была так же груба, как его картины. Мучимая душа. Некоторые думают, что безумие произошло от отравления свинцом из красок, другие же говорят, что его мучила его собственная гениальность. Как бы то ни было, жил он тяжело, пил и дрался на дуэлях. Ходил по шлюхам, играл, его таскали по судам. Напал на слугу в кабаке за плохое обслуживание, ткнул ножом судью в драке за проститутку. Убил служащего полиции, его подвергали пыткам, он сбегал. Другого бы в тюрьме сгноили за такое, но, хотя у Караваджо и были недоброжелатели в среде Церкви, были у него и могущественные покровители, например вот --">