Джон Мэддокс Робертс - SPQR IV. Храм муз

города явилась целая делегация – придворные и чиновники в египетских одеждах, а римляне из посольства – в тогах*. Чтобы нас развлечь, египтяне не забыли привести с собой артистов. Тут были и акробаты, и дрессированные обезьяны, и обнаженные танцовщицы, гибкие и вертлявые. Римляне держались более величественно и с большим достоинством, хотя некоторые заметно пошатывались, уже пьяные, несмотря на ранний час.

– Думаю, мне здесь понравится, – сказал я, когда мы спускались по мостику на причал.

– Да уж, в этом сомневаться не приходится, – ухмыльнулся Кретик.

Моя семья в те дни была обо мне невысокого мнения.

Барабаны гремели, трубы завывали, кифары звенели, а мальчики-рабы размахивали курильницами, обволакивая нас клубами благовонного дыма. Кретик выносил все это со стоическим терпением, достойным его ранга, а мне этот балаган ужасно нравился.

– Добро пожаловать в Александрию, благородный сенатор Метелл! – выкрикнул высокий мужчина, одетый в синюю мантию с широкой золотой каймой. Он обращался к Кретику, не ко мне. – Добро пожаловать, Квинт Цецилий Метелл, Завоеватель Крита!

Вообще-то, это была не бог весть какая война, но Сенат проголосовал за присуждение моему родственнику этого почетного титула, и он был даже удостоен триумфа*.

– Я, Поликсен, Третий евнух двора царя Филопатора Филадельфа Неоса Диониса, XI Птолемея, прошу тебя пожаловать в город, где ты можешь чувствовать себя как дома, как в самом городе, так и во дворце, в знак глубокой любви и уважения, а также прекрасных отношений, которые уже давно установились между Римом и Египтом.

Поликсен, равно как и остальные придворные, носил черный, коротко подстриженный египетский парик и был здорово накрашен: глаза были подведены черным, а красные краски подчеркивали его пухлые щеки и губы.

– А что такое Третий евнух? – тихонько спросил меня Гермес. – Неужто у Первого и у Второго по одному яйцу, или как?

Вообще-то, я и сам задавался этим вопросом.

– От имени Сената и народа Рима, – отвечал Кретик, – я уполномочен и имею честь выразить глубокое уважение, которое мы всегда испытывали к царю Птолемею, к благородным людям и народу Египта.

И после этих слов придворные захлопали в ладоши и возбужденно защебетали, прямо как стая дрессированных голубей.

– В таком случае прошу пройти со мною во дворец, где в вашу честь будет устроен пир.

Вот это уже ближе к делу. Не успел я почувствовать под ногами твердую землю, как ко мне вернулся мой отличный аппетит. И под аккомпанемент барабанов и флейт, кифар и цимбал мы проследовали через Лунные ворота. Кое-кто из встречавших нас римлян последовал за нами, и я узнал одного из них. Это был один из моих кузенов, из рода Цецилиев, известный под кличкой Руфус Рыжий – волосы у него действительно были красноватого оттенка. Ко всему прочему, он был еще и левша. При таком сочетании недостатков он не имел никакого будущего в римских политических играх, поэтому его, при любой возможности, отправляли с разными поручениями за границу. Он хлопнул меня ладонью по плечу и дохнул мне в лицо винным перегаром.

– Рад тебя видеть, Деций. Ты снова стал кому-то неудобен в Риме?

– Наш старик решил, что мне сейчас неплохо побыть где-нибудь подальше. Клодий^[7], в конечном итоге, добился перевода в плебеи* и теперь хочет избираться трибуном*. Если он этого добьется, это будет означать, что я и в будущем году не смогу вернуться домой. У него в руках будет слишком много власти, и я, к величайшему моему сожалению, буду не в силах ему противостоять.

– Это скверно, – посочувствовал Руфус. – Но теперь ты попал в единственное место в мире, где ты не будешь скучать по Риму.

– Здесь так здорово? – спросил я, обрадованный такой перспективой.

– Невероятно здорово! Круглый год прекрасная погода, любой разврат, распутство, пьянство и обжорство обходятся крайне дешево, все публичные зрелища и прочие представления – высшего класса, включая гонки на колесницах. Веселье и развлечения не прекращаются даже после захода солнца, и, друг мой Деций, тут ты узнаешь, что тебе никто никогда не целовал задницу так, как это умеют делать египтяне. Они тут любого римлянина считают богом.

– Что ж, я постараюсь их не разочаровать, – откликнулся я.

– И улицы здесь чистые. Хотя тебе не придется много ходить пешком, если, конечно, ты сам этого не захочешь.

После этих слов Рыжий махнул рукой, указывая на носилки, дожидавшиеся нас возле Лунных --">