Дик Фрэнсис - Осколки

Осколки Дик Френсис

Глава первая

На скачки в Челтнем мы ехали вчетвером, ехали в тот самый день, когда Мартин на них и погиб, упав вместе с лошадью на стипль-чезе.

Было 31 декабря, канун двухтысячного года, холодное зимнее утро. Мир стоял на пороге нового тысячелетия.

Сам Мартин, сев за руль своего БМВ, не терзался никакими предчувствиями. Он выехал еще утром и по пути забрал нас троих из наших берлог в Котсуолдских холмах. В свои тридцать четыре года уже известный жокей, он был уверен в себе и тверд духом.

К тому времени как Мартин подъехал к моему дому, прилепившемуся на склоне над популярной у туристов деревни Бродвей, в машине было не продохнуть от дыма его любимой сигары, которая заменяла ему еду. С каждым днем Мартин все больше просиживал в сауне, но все равно проигрывал бой с обменом веществ и лишним весом.

Он беспрестанно ругался с богатой пухлой болтливой женой Бон-Бон и откровенно игнорировал их четверых малышей. Глядя на отпрысков, он частенько хмурил брови, как бы пытаясь вспомнить, кто они такие. Однако благодаря мастерству, мужеству и знанию лошадей он часто выходил победителем. По пути в Челтнем он обсуждал с нами шансы своих лошадок на предстоявших в тот день двух коротких скачках с препятствиями и одной подлиннее. Пять километров препятствий давали ему возможность проявить свою сдержанную лихость, которая и делала его великим жокеем.

Утром в ту роковую пятницу Мартин забрал меня последним — я жил ближе всех к ипподрому. Рядом с водителем сидел тренер Прайем Джоунз — Мартин часто скакал на его лошадях. Прайем умел себя подать, а вот в том, когда лошадь достигает пика формы, разбирался неважно. Мартин сказал мне по телефону, что в нынешнем стипль-чезе жеребец Таллахасси просто обязан взять золотой приз. Но Прайем Джоунз, приглаживая редеющие — ему было под пятьдесят — светлые волосы, менторским тоном заметил владельцу жеребца, что Таллахасси пока лучше выступать на скачках полегче. Откинувшийся рядом со мной на заднем сиденье владелец — Ллойд Бакстер — слушал его без удовольствия, и я подумал, что лучше бы Прайем Джоунз оставил про запас свои преждевременные извинения.

Мартин обычно не сажал в машину владельца Таллахасси и тренера. Как правило, он подвозил других жокеев или меня одного, но Прайем Джоунз недавно разбил свою машину. Прайем, сердито сказал мне Мартин, воспринял как должное, что он, Мартин, его подвезет. К тому же ему пришлось захватить и владельца лошади, который прилетел на скачки с севера Англии и ночевал у Прайема.

Ллойд Бакстер не нравился мне так же сильно, как и я ему. Мартин заранее попросил меня очаровать сварливого, унылого миллионера, чтобы смягчить удар, если лошадь потерпит неудачу. Я видел лицо Мартина в зеркале заднего обзора — он ухмылялся, слушая, как я разливаюсь соловьем. Он с лихвой расплатился со мной за все свои долги, предоставляя себя, когда мог, в мое распоряжение вместе с машиной. Меня на год лишили водительских прав за то, что я выжал сто пятьдесят километров в час (четвертый прокол за превышение скорости), чтобы успеть доставить его со сломанной ногой к смертному ложу его бывшего садовника. Садовник после этого с грехом пополам протянул еще шесть недель — очередная маленькая ирония судьбы. Права мне должны были вернуть через три месяца.

Маловероятная на первый взгляд настоящая дружба между мной и Мартином завязалась больше четырех лет назад. Нас обоих выбрали в присяжные местного уголовного суда на слушание довольно простого дела о бытовом убийстве. В комнате для присяжных я узнал о тирании веса, подчиняющей себе жизнь жокея. Мартин в свою очередь вежливо поинтересовался:

— А вы чем зарабатываете на жизнь?

— Выдуваю стекло.

— Что-что?

— Делаю из стекла разные вещи. Вазы, украшения. И прочее в том же духе. — Я улыбнулся его изумленному виду. — Обычное занятие. Вещи из стекла делают не одну тысячу лет.

— Да, но… — он замешкался, — вы не похожи на человека, делающего украшения. Вы такой… мужественный.

Я был на четыре года моложе Мартина, сантиметров на восемь повыше и примерно такой же мускулистый.

— А еще я делаю лошадей, — спокойно заметил я. — Целые табуны.

— Кубок Хрустального жеребца? — спросил он, называя один из самых --">