Фрэнк Робинсон , Джон Левин - Американский рубикон

произошло, транслировалось в гарнизонах. Мы сами так все спланировали. Предполагалось, что трансляция поднимет боевой дух войск.

Генерал кивнул на радиопередатчик и отрешенно продолжил:

— Никто не хочет быть изменником. Части расформировываются. Никто не выходит на связь.

Сзади кто-то негромко, но властно произнес:

— Господин Шеферд? Генерал Боллес?

Шеферд обернулся. У дверей стояли трое полицейских, один из них с автоматом через плечо.

— Вы арестованы.

Шеферд начал было оправдываться и все отрицать, когда за ним прозвучал выстрел, который чуть не оглушил его.

Он обернулся, глаза его расширились от ужаса.

Генерал Боллес выстрелил себе в висок. Кровью обрызгало дорогой костюм Шеферда.

Шеферда выворачивало наизнанку, когда полицейские в наручниках выводили его из зала.

3 ЯНВАРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, 7 часов 30 минут.

— Я не знаю, — ответил Ливонас. — Я был занят подготовкой слушаний по утверждению конгрессмена Гормена на пост вице-президента и другими делами, и об этом даже не думал.

Энди добавил сахар в кофе и внимательно посмотрел на Уитмена.

— Мне кажется, я считал, что покину Вашингтон вместе с вами.

Уитмен рассмеялся.

— Если так, то до пенсии тебе осталось совсем недолго.

Однако заметив реакцию Ливонаса на свои слова, президент добавил более серьезно:

— Извини, мне не следовало так шутить. Вместе с тем мы говорим о тебе, Энди. У меня сложилось впечатление, что ты по уши сыт Вашингтоном.

Часы показывали всего половину восьмого утра. Уитмен сидел в своем любимом сером халате. Ливонас постарался подсчитать, сколько раз они вот так беседовали за чашкой кофе на кухне за последние десять лет. Оба они просыпались рано, и беседы в семь утра стали для них уже привычным делом.

— Я останусь здесь до тех пор, пока в том будет необходимость.

Уитмен был прав. После инцидента на химическом комбинате и еще до того, как президентский лайнер приземлился в аэропорту Вашингтона, Эндрю сам себе пообещал год отдыха.

В его распоряжении по-прежнему был домик, который они когда-то купили с Гасом. Их тогда увлекла одна идея — приобрести небольшую еженедельную газету и посмотреть, что из этого получится. Без Гаса, конечно, все было уже совсем не то, однако затея по-прежнему прельщала Ливонаса.

— Это не ответ на мой вопрос, — заметил Уитмен.

Он стал говорить в манере Линдона Джонсона.

— Давай, Энди, выкладывай. К тебе обращается твой президент.

— Мне хотелось бы год ничем не заниматься и просто подумать, — невнятно выдавил из себя Ливонас, не глядя на Уитмена.

Уитмен отломил небольшой кусочек сдобной булочки и стал жевать.

— В самолете ты и Кэти Хаусман вели себя так, что вас можно было принять за парочку, вырвавшуюся в кино на последний сеанс.

Ливонас рассмеялся.

— Я и не знал, что кто-нибудь это заметил.

— Политики и журналисты, — усмехнулся Уитмен, — самые дотошные люди.

Он подошел к кухонному окну и посмотрел на серое утреннее небо.

— Мне кажется, что тебе, Энди, следует воспользоваться этим годом. Я сам несколько раз планировал сделать то же самое.

Он обернулся, глубоко засунув руки в карманы халата.

— А последний раз чуть было совсем не решился.

Ливонас поднялся, он опаздывал на встречу, назначенную им в его кабинете в Белом доме.

Уитмен похлопал его по плечу, и они прошли по холлу к двери, которая отделяла личные апартаменты президента от деловой части Белого дома.

— Ты знаешь, Энди, я не жалею ни о чем, что пришлось совершить. Добро ведь всегда торжествует над злом.

Он произнес это страстно и несколько удивил Ливонаса. Президент остановился у двери, держась за ручку.

— Следующее десятилетие будет чертовски важным для нашей страны.

Грусть, промелькнувшая в глазах Уитмена, обеспокоила Эндрю.

— Де Янг в своих корыстных целях играл на недовольстве западных штатов. Однако это недовольство, Энди, имело под собой почву. И нам следует исправить положение, если мы не хотим, чтобы еще какой-нибудь демагог воспользовался нашими трудностями. Это как раны, которые долго не заживают.

Уитмен положил руку Ливонасу на плечо.

— Мне бы не удалось пережить последние две недели без тебя, Энди. Страна в долгу перед тобой, и я тоже твой личный должник.

Ливонас почувствовал, как у него потеплело на душе от слов президента.

— Мы еще встретимся в два часа, нам нужно будет --">