Дмитрий Валерьянович Лекух - Командировка в лето

Дмитрий Лекух Командировка в лето

Пролог

Он нагнулся и протер рукавом носки тупоносых армейских ботинок. Американских, разумеется. Тех, которые называют «вторая кожа», безумно удобных и безумно дорогих, со специальными металлическими вставками, чтобы обладатель этой драгоценной обувки, не дай Бог, не подвернул ногу, прыгая по горам, пригоркам и прочим перелескам.

И очень и очень прочных.

Куда там хваленым «Гриндерсам»…

Потом откинулся в кресле, отхлебнул из фляги и закурил.

Хорошо.

За круглым стеклом иллюминатора, опасно кренясь, уплывала вниз заснеженная, злая и горькая земля Моздока. Ему дважды повезло: и в том, что он опять остался в живых, и в том, что знакомые ребята из пресс-центра уговорили-таки несговорчивого генштабовского полкана взять его на борт своей не по чину генеральской «тушки».

Сказали, что свой.

Правильно, в сущности, сказали.

Теперь каких-то два часа, и он будет в Жуковском. Там поторгуется с нежадными местными таксистами, и еще через час-полтора окажется дома, где сможет наконец-то принять по-человечески душ.

Впервые за два с половиной месяца.

Глеб любил возвращаться с войны.

Он вообще очень любил возвращаться.

…Еще раз отхлебнул из фляжки.

Вискарь.

Тоже – своего рода традиция…

Каждый раз, отправляясь туда, он брал с собой две фляжки виски. Одну выпивал по дороге туда, другую – когда возвращался обратно.

Пока примета срабатывала.

Пока.

Рядом, с трудом уместившись в узком креслице, похрапывал Художник. Глеб каждый раз удивлялся, как при такой комплекции Сашка умудряется носиться по горам, что твой бизон.

Да еще и с тяжеленной бетакамовской камерой на плече.

И каждый раз требовал, чтоб за ним закрепляли именно этого оператора. Впрочем, начальство не сильно и противилось: «поливал»-то Художник просто великолепно, картинку держал, как бог.

Вот только пил, прости господи, тоже… соответствующе…

И слушался в конторе – одного Глеба.

Других авторитетов, включая самого́ Главного, для него просто не существовало.

Мог послать и по матушке, и по бабушке. И по тете с дядей. Причем в таких изысканных выражениях, что начальство краснело, бледнело и давилось слюной.

А потом пыталось оторваться на Глебе, но тот только руками разводил: мол, а где я вам другого такого психа возьму, чтобы вместе со мной все горячие точки прочесать мог?

Так что – терпите, господа…

И господа терпели.

Хоть и скрипели при этом зубами просто немилосердно, особливо при виде того, как пьяный Художник пытается прижать в углу очередную практиканточку.

И вправду, где другого такого психа возьмешь?

Так что – пусть его пьет… пусть ругается…

Сволочь…

Глеб еще раз отхлебнул из фляги, погасил во вмонтированной в ручку кресла пепельнице докуренную до самого фильтра сигарету. Не глядя, передал виски назад, Рустаму.

Сашке все одно не надо, он еще в аэропорту водовки со спецназовцами насосался.

Вон как храпит.

Хорошо…

Москва встретила стылым, пронизывающим насквозь ветром и противным мокрым снегом в лицо.

Весна, блин…

На войне и то теплее…

Зафрахтованный за пять сотен частник на дышащей на ладан «шестерке» еле тащился по запруженным машинами улицам, матеря всё и всех: погоду, гаишников, идиотов на иномарках, чайников на «совках».

Хотя и сам, надо отдать дяде должное, чайником был преизрядным.

Всем чайникам чайником.

Каждый раз, когда он из полосы в полосу перестраивался, у Глеба аж сердце замирало.

Думалось: в Чечне не завалили, так здесь добьют.

Наконец он не выдержал и, пожав руки Рустаму и Художнику, велел придурку остановиться у ближайшей станции метро.

Вышло – у «Таганки».

Ну, и к лучшему.

Сплевывая и вытирая с лица противный мокрый снег, закупил в ближайших палатках еще одну бутылку дешевого виски, хлеб, сыр, сосиски поприличней, овощи и – нырнул в спасительное тепло подземки.

От «Таганки» до «Киевской» всего-то – пять остановок.

А от «Киевской» до дома – десять минут быстрым шагом.

Другим в такую поганую погоду не передвигаются.

У подъезда из багажника навороченного спортивного «альфа-ромео» выгружала яркие пакеты симпатичная рыжеволосая девчонка в короткой расклешенной дубленке.

Эдакой полукуртке-полупальто.

Один из пакетов задрал на минуту отороченную явно дорогущим мехом полу и обнажил сильную длинную ногу. Девчонка поймала заинтересованный взгляд и кокетливо смутилась.

Глеб набрал сложный --">