Оюс Бертович Гуртуев - Фиаско «Победителя»

Оюс Гуртуев Фиаско «Победителя» Рассказы

Операция в тридцать минут

Вечерело.

В сквере было уютно и тепло. Сюда почти не доносился разноголосый шум автостанции. Густая зелень заглушала скрип тормозов, людской гомон и рокот автобусных дизелей. Сквозь кусты и деревья прорывался лишь основательно искаженный надоедливый голос дежурного диспетчера: «С четвертой площадки отправляется рейсовый автобус номер 87—23, следующий по маршруту «Нальчик — Минеральные Воды»! Производится посадка на проходящий автобус до Орджоникидзе! Пассажиров прошу занять свои места!..» Он говорил и говорил, почти не умолкая, срывая с насиженных мест десятки людей.

На одной из радиальных аллей, ведущих к обелиску Матерям, в кружевной тени густого клена сидели в это время на скамейке четверо ребят и оживленно спорили о профессиях.

В последнее время они все чаще говорили именно об этом.

Люда Васильева и Казбек Сонов вместе заканчивали в этом году среднюю школу. Оставалось выдержать только по два выпускных экзамена, пока они шли без «троек». Витя Бозиев, чернявый восемнадцатилетний крепыш и давний друг Казбека, все это уже пережил год назад и тогда же поступил на работу учеником токаря в инструментальный цех завода. Он-то знал теперь, какая профессия самая лучшая. Во всяком случае, для него. Зарплата, аккуратно приносимая матери, уважение в семье к новому кормильцу постепенно обросли неторопливой уверенностью в походке и степенностью в разговоре.

Хоть и завидовали ему ребята, но как интересно было слушать, когда Витя начинал говорить своим неустойчивым еще баритоном о работе, о заводе, о тамошних порядках: «...а у нас вот в цехе» или «нашему заводу вручили Знамя...» «Вот бы и мне, — думалось каждому, — попасть в хороший коллектив, научиться чему-то как следует, видеть результаты своего труда, переживать, радоваться...»

Четвертый собеседник — Асият, худенькая девочка, соседка Казбека, училась в профтехучилище и готовилась стать швеей. Ей нравилось кроить и вышивать, а особенно делать яркие модные блузки. Она любила, когда все вокруг красиво одеты, ну как в кино. Асият уже не мучила так сильно проблема, над которой задумались и пока не решили Люда с Казбеком. Застенчивая от природы, она лишь внимательно следила за разговором, мечтая в душе о том времени, когда все будут знать ее, Асият, как хорошего модельера, художника, способного всегда радовать людей своим творчеством.

Неподалеку от ребят разлегся огромный английский дог, верный спутник Асият. Дог вел себя спокойно. Ведь на Асият никто не кричал, ее не обижали — значит все было в порядке. Гладкая, блестящая черная шерсть, грациозные сильные ноги делали дога похожим на пантеру из городского зоопарка. Еще неуклюжим щенком попал он к Асият, и та ласкала его, растила, купала, выгуливала. Она назвала дога Другом, и пес будто понимал смысл своей клички.

Внезапно со стороны уже закрытого пневматического тира ясно донеслось:

— За что-о?! Ой!..

До тира было метров пятьдесят, а через газоны — напрямую — и того ближе. Ребята вскочили и переглянулись.

— Там кого-то бьют! Побежали! — крикнул Витя Казбеку, и они бросились на крик. За ними поспешили и девушки. Сорвался с места и Друг, своим собачьим чутьем понимая ребячью тревогу...

Сенька жил в пригороде, но ему там не нравилось. Один кинотеатр, один магазин, одна пивная при бане. Все остальное — учреждения, жилые дома да разные базы. И люди все одни и те же: кого ты знаешь, кто тебя, считай, как облупленного знает. Никак не развернуться, чтобы не заметили. Чуть только высунешь нос, выпьешь с кем или матом загнешь, тут же «доброхот» найдется, мигом до отца донесет свои ехидные выводы: «Сын-то твой, Алексеич, опять пьяненький по улице шатался, нехорошие слова прохожим раздаривал. Подучил бы ты его малость уму-разуму, чтоб имя твое честное не позорил».

А у отца рука-то — сожмет кулачище свой шоферский, так больше Сенькиной головы получается. И глаза у него в это время тяжелые, угрюмые становятся. «Хорошо, — думает Сенька, — что хоть редко видимся».

Только приедет --">