Валерий Иванович Привалихин - Время цветения папоротника

Валерий Привалихин Время цветения папоротника

1

«Начальнику Нежемского райотдела милиции товарищу Звонареву

ТЕЛЕФОНОГРАММА

Сегодня, четырнадцатого июня, в двенадцать часов тридцать минут на радиосвязь со мною вышел Черданск. Говорила жена заведующего местным магазином-складом коопзверопромхоза Михеева Анна. Примерно четыре часа назад она решила полить огород и отправилась на реку. Склад-магазин стоит на берегу, и воду она берет вблизи. Зачерпнув воду, Михеева посмотрела на дверь склада. Навесные амбарные замки были на месте, металлическая щеколда с замком на конце перепоясывала дверь, однако положение щеколды было несколько необычным: она пересекала дверь не наискось, как всегда, а прямо. Подбежав к двери, Михеева обнаружила, что у обеих пломб проволока порвана и кое-как, на живульку, скручена. Михеева кинулась звать соседку — Зинаиду Карнаухову. Открыть замки Михеева не могла — ключи от склада у мужа, а он в тайге. Посовещавшись с соседкой, топором сбила замки. Шкурки белки, ондатры, горностая висели в связках на месте. Зато не оказалось ни одной собольей, норковой, лисьей. Михеева не помнит в точности, сколько штук шкурок было, но одних соболей — более двух сотен. Кроме того, из сейфа пропало около шести тысяч рублей и квитанции строгой отчетности. Сейф Михеев запирал, но ключ хранил в письменном столе, на складе. Ключ пропал. Ночью или утром украли меха и деньги, Михеева не знает. Твердо может ручаться только за одно: не раньше полуночи. При складе-магазине она сторож. Без четверти двенадцать сделала последний обход, проверила замки и пломбы, все было цело...

Радист районного узла связи Петр Пономаренко. 14 июня, 12 часов 42 минуты».

2

Утро для старшего инспектора уголовного розыска Шатохина было не мудренее вечера. Беспокойство, что время идет, уходят, может быть, самые драгоценные часы, а он лежит себе в постели, хотя толком не знает, как поступить дальше, вытолкнуло его из сна. В считанные секунды натянул брюки и рубашку, босиком, по застланному сплошь цветастыми домоткаными половиками полу прошел к комоду.

Верхняя часть боковой стены, около которой стоял комод, была вся завешана почетными грамотами и благодарственными письмами. Они принадлежали хозяйке избы — одинокой старухе-эвенкийке Марии Ольджигиной. В молодости, перед войной, хозяйка была знаменитой в округе охотницей, в Отечественную одна кормила целый поселок сохатиной и медвежатиной. В те годы кто-то из благодарности назвал ее кормилицей. В двадцать лет — и такое прозвище. И оно прижилось. Иначе с той поры ее редко кто звал...

Хозяйки в кухне не было. Вчера, предложив ему свою избу для ночевки, она ушла к Карнауховой. Однако рано утром уже вернулась от соседки. Миски — одна с вяленой олениной, другая с хлебом — стояли на кухонном столе, между ними — рассыпанный пучок черемши с крупными, полуаршинной длины стеблями. С краю на металлической подставке чайник. Вечером всего этого не было. Шатохин притронулся к чайнику: горячий, недавно вскипел.

Есть пока не хотелось. Чаю бы, пожалуй, выпил. «Попозже», — сказал он себе и вышел из избы.

Хозяйку он увидел в огороде. Около бревенчатой кособокой баньки с земляной крышей высилась огуречная навозная грядка, и хозяйка возилась в полунаклоне.

— Здравствуй, Мария! — поприветствовал с крыльца Шатохин.

Старой охотнице нравилось, когда ее называли по имени, не добавляя сложного, труднопроизносимого по-русски отчества. Шатохин уловил эту слабинку.

— Здравствуй, — отозвалась она. Сухая ее низенькая фигурка, точь-в-точь фигурка девочки-подростка, медленно выпрямилась.

— Я скоро вернусь, Мария! — сказал он, жестом показывая, что идет на речку умыться.

На ее темном, в обильных морщинках, лице появилась улыбка. Она часто-часто закивала.

От избы старой таежницы михеевский домик стоял через один. Можно бы зайти сейчас. Сквозь сон, когда светало, Шатохин слышал тарахтенье моторки, мужские голоса. Наверняка Михеев, за которым он посылал карнауховского сына Федьку, приехал — больше кто? Выйдя за калитку, Шатохин поколебался, может, сразу зайти, махнул рукой: успеется, минуты ничего не решают, и --">