Эдуард Власов - Сделано в Японии

дверь, возвышалась на все еще орущем Камеде. Ивахарские ребята, набежавшие неизвестно откуда, быстро поставили его на ноги — точнее, на ногу; потому что другую он поджимал под себя, что демонстрировало неплохую физическую подготовку моего друга Ганина. К перепачканному пылью и кровью Камеде подскочил все еще не верящий в реальность происходящего Маэно:

— Ты, кусок дерьма, да как ты?!.. Как ты?!..

— Это мы скоро узнаем. — Ивахара положил руку на маэновское плечо. — Все узнаем про всю вашу… Извините, Маэно-сан, его четверную бухгалтерию. Все узнаем…

— Какую четверную? — удивился Маэно.

— В управление его! — приказал Ивахара своим молодцам, державшим поникшего ромашкой — лютиком Камеду — А четверную, Маэно-сан, потому что благодаря Ганину-сану мы получили копии тех деклараций — тоже «пятьдесят три — сорок», которые ковригинские люди предъявляли на машины в Находке и Владивостоке.

— И что эти копии? — Маэно смотрел вслед уносимому ветром и сержантами Камеде.

— Эти копии показывают, что на каждую партию таких вот джипов вами… простите, вашим замом… оформлялось четыре декларации. Две идентичные были на судне: одна — чтобы вам сдать, другая — чтобы вам показать, что она аналогична сданной. После этого Камеда заменял файл с реальными декларациями на подготовленный заранее «фантастический роман», по которому выходило — и ваш компьютер нам все это показывал, — что в Россию ушло барахло и дерьмо. Ну а четвертая декларация на судне подменяла официальную вторую, по которой машины вывозились из Отару в Россию.

— Зачем заменялась? Там, в Находке, что, они слепые — не видят, что на бумаге «сивик», а на судне «лэнд — крузер»?

— Нет, не слепые. Видят, конечно. В этой четвертой декларации исказить марку машины было нельзя. Марки, модели — все указывалось верно. Искажалась только цена.

— Какая цена?

— По которой якобы эти джипы покупались у нас. Например, за почти новый «паджеро» по этой четвертой декларации получалось, что здесь ее купили всего за сто тысяч иен.

— И что, их таможенники в эту туфту верят? — В Маэно взыграла профессиональная солидарность.

— А как не верить, если бланки этой злополучной «пятьдесят три — сорок» — настоящие, неподдельные. Они же их нам даже на экспертизу присылали.

— На какую экспертизу?

— Ну я вам об этом попозже расскажу А пока все — таки поедем в управление. Я думаю, вам надо поприсутствовать на первом допросе вашего заместителя. — Ивахара опять жестом указал Маэно на открытую дверцу микроавтобуса.

Маэно тоскливо посмотрел на дверь, перевел взгляд на ноги рдевшегося от упоминания Ивахарой его скромной лепты в общее дело Ганина, глубокомысленно, но не слишком глубоко вздохнул и полез в вэн. Ивахара прошел за ним и уже изнутри обратился к нам:

— А вы-то поедете с нами?

— Ивахара-сан, мы следом, хорошо? — Мне почему-то вдруг расхотелось помещать себя в одно пространство с Маэно, — Ладно, Ганин, попозже поедем?

— О'кей, — пожал плечами мой все — таки не всегда меня понимающий друг.

Сома закрыл снаружи дверь за Ивахарой, сел на водительское место и мягко тронулся с места. Мы же с Ганиным синхронно развернулись к «Сахалину». Он все еще кишел, как муравейник, разноцветными людьми: мелькали белые халаты медиков, грозными мушками перелетали с места на место расторопные когда не надо спецназовцы, бурые медвежата — пожарные заканчивали внешнюю обработку судна. За то время, которое у нас ушло на выяснение, кто есть кто в отарской таможне и кому там надо ногу отдавить, а кому — мозги прочистить, портовики успели открыть грузовые палубы, спустить на берег широкие мостки, по которым синие мундиры и черные униформы начали не спеша, вдумчиво и аккуратно, выкатывать обезвоженные Ковригой джипы. Вслед за одним из «патролов» на бетонную площадку выкатился и многострадальный ганинский «талант».

— Что, Ганин, не хочешь пойти ребятам помочь машины толкать? — поинтересовался я у задумавшегося о смысле всего сущего соратника.

— Нет, Такуя, спасибо! Я за сегодня так натолкался, что если у меня зимой тачка во дворе у дома в снегу застрянет, то я буду до весны на автобусе ездить.

— Ну да, рассказывай! На автобусе!

— Серьезно говорю. — Ганин насупился.

— Серьезно… — У меня болели все части тела, особенно подбитая гадом Камедой скула, поэтому мне срочно требовался объект злословия и подначивания. Лучше Ганина никто с этой ролью не --">