Джек Кетчам - Девушка напротив

Несокрушимым.

Рут была этим камнем.

— Мэг. Ну же. Пожалуйста.

Я подхватил ее за подмышки и поднял. Это оказалось легко.

Ее тело казалось теплым и полным жизни.

Я снова уложил ее на матрас и укрыл одеялом. Сьюзен дала мне ведро, и я умыл ей кончики пальцев. Вода стала красной.

Я заплакал.

Я не хотел плакать перед Сьюзен, но ничего не мог поделать. Это вышло само собой, и слезы текли, точно кровь Мэг по стене.

Ее тепло было из-за болезни. Тепло было обманом.

От нее пахло смертью.

Я видел это в ее увеличившемся зрачке, в этой дыре, в которую вытекал ее рассудок.

Я умыл ей руки.

Закончив, я уложил Сьюзен между нами, и мы тихо лежали, следя за слабым ее дыханием, и каждый ее вздох был для нас милостью, ее зрачки дрожали, говоря, что в ней еще плещется жизнь, и когда она раскрыла глаза, мы не удивились. Мы были рады видеть, что Мэг, наша Мэг, была с нами, а не в порожденных лихорадкой видениях.

Она шевельнула губами. Потом улыбнулась.

— Думаю, я выкарабкаюсь, — сказала она и потянулась к руке Сьюзен. — Все будет хорошо.

***

В искусственном свете лампы, на рассвете, который вовсе не был для нас рассветом, она умерла.

Глава сорок шестая

Стук в дверь раздался не позже чем через полтора часа.

Я слышал, как они повскакали с кроватей. Слышал незнакомые мужские голоса и тяжелые шаги, которые прошли из гостиной в столовую и спустились по лестнице.

Они открутили болт, открыли дверь, и вошел Дженнингс, вместе с моим отцом и другим копом, Томпсоном, которого мы знали по ВЗВ. Донни, Уилли, Рупор и Рут стояли за ними, не пытаясь бежать или даже оправдываться, в то время как Дженнингс подошел к Мэг, приподнял ее веко и пощупал пульс, которого не было.

Отец подошел и обхватил меня рукой.

— Господи Иисусе, — сказал он, качая головой. — Слава Богу, мы тебя нашли. Слава Богу.

Думаю, я никогда не слышал от него такого, но еще я думаю, он говорил совершенно искренне.

Дженнингс натянул одеяло Мэг на голову, а Томпсон подошел успокоить Сьюзен, которая плакала, не в силах остановиться. Со смерти Мэг она молчала, и теперь грусть и облегчение вылились в слезы.

Рут и остальные невозмутимо наблюдали.

Дженнингс, которому Мэг пожаловалась на Рут четвертого июля, был убить готов.

С раскрасневшимся лицом, едва сдерживая голос, он обстреливал ее вопросами — и было ясно, что с гораздо большим удовольствием он выпустил бы в нее пару пуль, чем задавать вопросы. Как случилось это? Как случилось то? Как долго она здесь? А это кто написал?

Некоторое время Рут молчала. Просто стояла и ковыряла язвы на лице. Потом сказала:

— Мне нужен адвокат.

Дженнингс сделал вид, что не слышал. Он продолжал расспрашивать, но она говорила только: «Я хочу позвонить адвокату», — словно Пятая поправка могла оградить ее от всех проблем.^[25]

Дженнингс свирепел все больше и больше. Но это было бесполезно. Уж я-то знал.

Рут была неприступной, как скала.

И, следуя ее примеру, дети были такими же.

А я — нет. Я глубоко вздохнул и старался не думать, что за мной стоит отец.

— Я расскажу вам все, что захотите, — сказал я. — Мы со Сьюзен расскажем.

— Ты все видел?

— Почти, — сказал я.

— Некоторые раны нанесли много недель назад. Ты это видел?

— Кое-что видел. Достаточно.

— Видел?

— Да.

Он прищурился.

— Так ты здесь заключенный или тюремщик, парень?

Я повернулся к отцу.

— Я ни разу не сделал ей больно, пап. Никогда. Честно.

— И ни разу не помог, — сказал Дженнингс.

То же самое я талдычил себе всю ночь.

Только голос Дженнингса скомкал эти слова в единое целое и швырнул мне их в лицо. Я задохнулся на мгновение.

Верно, подумал я. Правильно.

— Нет, — сказал я. — Ни разу.

— Ты попытался, — возразила Сьюзен.

— Правда? — спросил Томпсон.

Сьюзен кивнула.

Дженнингс снова надолго задержал на мне взгляд и тоже кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Поговорим об этом позже. Надо бы позвонить, Фил. Все наверх.

Рут что-то пробормотала.

— Что? — спросил Дженнингс.

Рут произнесла что-то себе под нос.

— Я вас не слышу, леди.

Рут подняла голову. Ее глаза горели.

— Я сказала, что она шлюха. Это она написала! Она! «Я ТРАХАЮСЬ. ТРАХНИ МЕНЯ». Думаете, это я написала? Она сама написала, сама на себе, потому что гордилась этим! Я пыталась ее научить хоть чему-нибудь, хоть --">