Майкл Муркок - Китайский агент

двигатель, уехал.

Какое-то время Ходкисс стоял, размышляя, не являются ли частые ссылки на «семантические различия» в разговорном этикете американцев и англичан лишь деликатным намёком на дурные манеры последних. Во всяком случае, после прилёта сюда такая мысль все чаще приходила ему в голову.

Не подозревая, что минуту назад он участвовал в традиционном обряде, Ходкисс поплёлся к воротам, уплатил за вход, толкнул турникет и, небрежно помахивая своей японской фотокамерой, направился к древним руинам. Но, в отличие от других туристов, он не останавливался по дороге, чтобы полюбоваться увитыми плющом стенами, поразмыслить о бренности земного бытия, творениях рук человеческих, злодействах, трагедиях и кровавых драмах, свидетелями которых были эти камни.

Ходкисс не видел стен, не чувствовал течения времени, аромата эпохи. Три слова пульсировали в его сознании, вели его, как путеводная звезда, манили, как волнующая дробь восточного барабана.

Сокровища британской короны. Сокровища британской короны. Сокровища британской короны…

Они почти рядом.

Ходкисс уже видел их, каждую вещь отдельно. Вот украшенная жемчугом и дорогими камнями корона Святого Эдуарда. А вот корона Британской империи, украшенная множеством драгоценных камней (говорят, их больше трех тысяч), среди которых и огромный рубин не правильной формы — в битве при Азенкуре он красовался на шлеме Генриха I. Золотые шпоры, меч в золотых ножнах, золотые браслеты, кольца, королевский скипетр с голубем. Корона королевы Марии, диадема, скипетр из слоновой кости… Корона королевы Елизаветы. Золотая утварь… Лунный камень из короны Джеймса II… Было от чего кружиться голове Арнольда Ходкисса.

Его интересовала вовсе не историческая ценность сокровищ, не бесценность этих предметов, а исключительно их красота, непревзойдённое эстетическое совершенство. Правда, некоторые из них казались такими лишь благодаря инкрустации, а сами по себе выглядели даже примитивно. Что ж, британские венценосцы не всегда отличались изысканным вкусом.

Поднявшись по истёртым временем и ногами ступеням к часовне, Ходкисс остановился, чтобы перевести дух, а затем двинулся дальше.

Скучающий смотритель, которому, наверно, было не очень-то удобно в его видавших виды форменных брюках, ткнул пальцем в глубь помещения и угрюмо буркнул:

— Фотографировать не разрешается!..

Ходкисс промолчал с чувством собственного достоинства. Зачем они ему нужны, фотографии? Камеру он прихватил лишь для видимости, чтобы сойти за типичного туриста. Все необходимое он хранит в памяти.

Сокровища уже с ним.

А вот и выставочный зал. Словно зачарованный, Ходкисс оглядывался по сторонам. На его лице блуждала улыбка, с какой паломник, проделавший долгий путь в Рим, взирает наконец на папу римского. Здесь был храм его веры, и вот он у алтаря. Здесь было собрано все, чему он поклонялся. Под величественным сводом райской музыкой звучали сладостные песнопения. В воздухе витал аромат неземных сокровищ. Это было преддверие рая.

Но лишь преддверие. Потрогать, взять в руки, приласкать вожделенные чудеса… Увы! Их отделяло от Ходкисса холодное безучастное стекло. Прочно ли оно? Как бы невзначай Ходкисс опёрся фотоаппаратом на одну из витрин.

«Корона большая…»

Ходкисс чуть не поскуливал от нетерпения и злобно поглядывал на низенького человечка, торчавшего неподалёку. Кто он — смотритель, охранник? Кто бы он ни был, удавить мало! Нашёл где и когда ошиваться! Ходкисс с ненавистью зыркнул на соперника. Из его груди вырвалось глухое рычание.

— Корона большая… — маленький человечек повторил эти слова с нетерпением и даже сердито.

Ещё один маньяк, не иначе!

Ходкисс с трудом держал себя в руках, стараясь даже не шевелиться. Лучше вообще ничего не замечать! Он вздохнул и зажмурился. Если этот коротышка выведет его из себя, на них обратят внимание, а это Ходкиссу совершенно ни к чему.

— Корона большая…

— И, конечно, тяжёлая! — не выдержал Ходкисс и продолжил туманную фразу странного незнакомца. — Очень тяжёлая! — добавил он, нерешительно усмехаясь. — А вы как считаете?

— О, совершенно с вами согласен! — подхватил незнакомец. — Как тяжела от грехов совесть сильных мира сего, не желающих прислушаться к простому человеку… — добавил он, насторожённо вертя головой.

— Интересно, есть ли что-нибудь тяжелее? — пробормотал на всякий случай Ходкисс.

Этот, похоже, свихнулся на политике. --">