Евгения Чуприна - Орхидеи еще не зацвели

замке все уже спали. Я отволок тело в ледник и принялся устраивать дела. Понятное дело, я ощущал себя несколько взвинченным, поэтому весь следующий день провел в компании лесника, чтобы не привлекать внимания домочадцев. Я пришел к Френкленду и предложил новое завещание. У меня с собой был отчет, составленный Галиной Голосовой. Этот отчет я заказал сугубо из любопытства, но он мне теперь пригодился. Я попытался устроить все так, чтобы парализовать следствие.

— Так что ж это вы, Чарльз, теперь остались без денег?

— Я выдам себя за Роджера и разделю с Генри заграничное наследство. Я человек старый, и десяти миллионов мне хватит.

— Да, думаю, хватит.

— А кстати, что было с письмом Лоры Лайонс?

— Мы с ней иногда встречались, я ей передавал деньги на Хью. Сам-то он их не брал.

— А она говорила ему, что это ваши подарки ей.

— Возможно, но как-то ведь я должен был поддерживать его семью. В общем, такое свидание предстояло и в тот вечер. Я отправил анонимную телеграмму Хью с вручением лично в руки, что его жена пошла на свидание в Баскервиль-Холл. Он пришел, а я подложил туда Роджера. Хьюго увидел тело издали и сбежал.

— Но ведь он мог подойти, даже прикоснуться к трупу. Получается, вы поставили под удар собственного сына!

— У него не было мотива.

— Но все же.

— Я знал, что дело закроют. Улики против Хьюго были не слишком-то убедительные, его могли осудить, а могли оправдать. После этого возник бы вопрос о реальном убийце. Если бы вы, Альберт, при этих обстоятельствах, стали доказывать, что убийцей меня были вы, то вас бы могли посадить в тюрьму, а то и казнить. На это бы не пошли вы, и никто бы не пошел.

— Ну да, ведь тогда в Баскервиль-Холле открыли бы лепрозорий!

— Вот именно.

— Погодите, уважаемый, но вот вы сказали «подложил труп». Каким образом? На дорожке не было признаков, будто что-то по ней тащили. Значит, вы принесли его на руках, что ли? Но ведь это же все равно, что нести самого себя в мертвом виде. Я не говорю об этической стороне дела, меня интересует лишь его физическая выполнимость.

— Да господи, я похитил у Бэрил ее экспериментальный воздушный шар, привязал его к трупу, приделал груз и тащил за собою по воздуху на веревочке. Труп отцепил, шар отпустил, и тот улетел. Груз на подрезанной веревке отлетел на небольшое расстояние, а потом оторвался. Он до сих пор лежит за кустами. Вот и все.

— Чарльз, вы гений! Такой блестящей комбинации не выдумал бы даже Шимс!

— Да кто такой этот ваш Шимс? Братец этой служанки, жены Бэрримора?

— Да, просто мелкий домашний манипулятор.

— Ага, именно, мелкий домашний манипулятор. Глостер по женской линии.

— Он не иудей, чтоб быть по женской линии. Пусть не заносится.

— Да, вот именно, пусть не заносится.

И выпив по порции виски, мы пожали друг другу руки и расстались с самыми дружескими чувствами. А потом я вернулся в гостиную. Все покорно сидели и ждали меня, как собрание зомби своего предводителя. Мир казался прежним. В нем не было ничего странного. И в них тоже не было ничего странного — просто несколько английских джентльменов, в меру одинаковых, как все воспитанные люди. Они были спокойны, и от этого блаженного, безответственного спокойствия мне стало жутко. Жужжала какая-то внесезонная муха, беглец из инфернального мира. Я вошел и сказал Шимсу:

— Стивен, у твоей сестры такая очаровательная улыбка. Почему же ты никогда не улыбался мне? Улыбнись!

Шимс широко улыбнулся, и впечатление было такое, как будто в небе засияла перевернутая радуга. У него оказалась просто превосходная улыбка.

И ты тоже улыбнись, читатель.

--">