Даниэль Мусеевич Клугер - Новые приключения Гулливера

Несколько слов от автора

Однажды в интернет-сообществе, посвященном детективной литературе, я предложил составить список кандидатов на роль сыщика в историческом детективе из числа реально живших исторических деятелей. Список составлен был очень быстро и содержал более сотни имен — от Сократа до Ленина.

Но чем, в сущности, отличаются от реальных исторических деятелей вымышленные, вошедшие в историю как минимум на равных? Разве Робинзон Крузо менее знаком нам, чем Елизавета Английская? Разве капитан Немо не заслонил в нашем представлении Кибальчича или Степняка-Кравчинского?

Что если именно эти герои окажутся в роли сыщиков, сталкивающихся с загадочным преступлением и разоблачающих преступника? Да, в мирах, описанных Даниэлем Дефо, Жюлем Верном или Александром Дюма, они занимаются совсем другими вещами. Но гений авторов дал им черты, полезные и для решения детективных загадок. Разве капитан Немо уступил бы, например, «профессионалам» — придуманному Арсену Люпену или жившему на самом деле Видоку, по части логического анализа?

Речь идет не о придуманных гениальных сыщиках — Дюпене, Холмсе, патере Брауне, а о совсем других персонажах, волею авторской предназначенных для других целей.

«Почему, — задался я вопросом, — почему реальные исторические деятели участвуют в головокружительных расследованиях преступлений, никогда не совершавшихся, а не менее знаменитые литературные герои, зачастую многократно превосходящие своих реальных современников в проницательности и интеллекте, нет?»

И вот, прогуливаясь по воображаемой галерее, стены которой были увешаны портретами знаменитых героев, думая, кого из них я мог бы со всем почтением пригласить в сыщики, я остановился перед одним. На нем был изображен мужчина средних лет в платье моряка XVII–XVIII веков, с мужественным и приятным лицом, правда, оно несло печать некоторого простодушия, а проницательный взгляд мужчины содержал немалую толику наивности.

— Черт побери! — едва не воскликнул я вслух. — Вот он, этот человек! Мистер Лемюэль Гулливер, судовой хирург, а затем капитан нескольких кораблей!

В самом деле: представьте себе, что в одной из стран, созданных воображением великого Джонатана Свифта, совершено ужасное преступление…

И тут великий путешественник на портрете подмигнул мне и заговорщически улыбнулся. Озадаченный этим, я немедленно взял с полки томик «Путешествий Гулливера».

Удивительна природа детективного жанра. Стоит лишь представить себе, что в том или ином произведении мировой классики таится криминальная загадка, — пожалуйста! Некто, таящийся за текстом, вдруг подбрасывает вам информацию, на которую раньше вы внимания не обращали. И вот вам уже вполне видна эта загадка, которую вы как-то «зевнули» при первом чтении. В самом деле, а случайна ли смерть Базарова? А кто на самом деле убил старуху-процентщицу? А что в действительности таит прошлое капитана Немо, и вообще — индийский ли он повстанец или все-таки польский революционер?

Почему такое случается с текстами, никакого отношения к жанру не имеющими? Может быть, потому что эти произведения не случайно стали мировой классикой. Может быть, одна из причин — их удивительная глубина, которая сродни глубине самой жизни, и потому в них есть место всему.

Итак, раскрыв книгу о похождениях мистера Гулливера, в первой части — о путешествии в Лилипутию, я с изумлением прочел:

Несколько лет тому назад храм этот был осквернен зверским убийством, и с тех пор здешнее население, отличающееся большой набожностью, стало смотреть на него как на место, недостойное святыни; вследствие этого он был обращен в общественное здание, из него были вынесены все убранства и утварь. Этот бывший храм и стал моим домом.^[1]

Случайность, решил я и перешел ко второй части — о Бробдингнеге, стране великанов:

Однажды молодой джентльмен, племянник гувернантки моей нянюшки, пригласил дам посмотреть смертную казнь. Приговоренный был убийца близкого друга этого джентльмена. Хотя я питал отвращение к такого рода зрелищам, но любопытство соблазнило меня посмотреть вещь, которая, по моим предположениям, должна была быть необыкновенной.

В третьей — «Путешествии в Лапуту, Бальнибарби, Глабобдриб, Лаггнег и Японию» — и того изощреннее: