Николай Свечин - Как Лыков не стал генералом

Николай Свечин Как Лыков не стал генералом

Директор Департамента полиции Белецкий вызвал к себе статского советника Лыкова в восьмом часу вечера. Вид у него был непривычно сконфуженный.

— Алексей Николаевич, у меня к тебе просьба, — начал он, хмурясь и играя бровями.

Лыков насторожился. Таким он начальника еще не видел. Статский советник молча ждал, а Белецкий никак не мог продолжить.

— Ну? Степан Петрович, не юли. Что-то неприятное?

— Как сказать. Пожалуй, это будет для тебя очень выгодно.

— В каком смысле?

— Во многих, во многих… Ты ведь хочешь стать генералом? Не прочь надеть белые брюки?^[1]

— Только дурак не хочет стать генералом, — усмехнулся Лыков. — Однако правила этого не позволяют.

Согласно правилам, статскому советнику для повышения требовалось иметь не менее пяти лет выслуги в своем чине, не менее двадцати лет общей выслуги в классных чинах, и состоять в должности не ниже пятого класса^[2]. Общей выслуги у Лыкова было о-го-го, тридцать четыре года! И должность позволяла. Он числился чиновником особых поручений при министре внутренних дел, прикомандированным для занятий в Департаменте полиции. По росписи должностей — четвертый-пятый классы. По двум показателям сыщик мог рассчитывать на повышение. Однако статского он получил в тысяча девятьсот девятом году и сейчас, летом тринадцатого, не имел еще права на производство. Разве только не в очередь, по особому повелению государя. Но на такое Лыков не надеялся, так как пребывал в опале уже много лет.

Директор радостно замахал руками:

— На сей предмет можешь не беспокоиться! Все будет проведено в наилучшем виде.

— Так, — насторожился Лыков. — Что я должен сделать, если за сей подвиг нарушат закон?

Белецкий пояснил просительно:

— Увидеться со старцем и выполнить его просьбу.

— С каким еще старцем?

— У нас только один старец, Григорий Ефимович Распутин.

Сыщик не сдержался и выругался. В кабинете повисло молчание. Наконец Лыков спросил:

— А что ему нужно?

— Наказать одного негодяя, который раздражает Григория Ефимовича.

— Почему это должен делать я? Есть сыскная полиция градоначальства, пусть они и занимаются!

— И чин действительного статского получит Филиппов? — ехидно уточнил Белецкий.

Главный столичный сыщик Филиппов тоже не прочь был надеть белые штаны, но никак не мог заслужить их при сварливом градоначальнике Драчевском.

— Владимир Гаврилович давно достоин повышения, — заступился за своего товарища Лыков. — И сыщик он от Бога, лучше меня, пожалуй.

— Лучше тебя никого нет, в этом вся закавыка, — возразил директор. — Именно так сказал Распутину Комиссаров. И теперь старец желает поручить дело именно тебе.

— Экая скотина, — опять выругался Алексей Николаевич.

Полковник Комиссаров из Отдельного корпуса жандармов славился беспринципностью и неразборчивостью в методах. Сейчас он занимал пост начальника Вятского ГЖУ^[3] и мечтал о возвращении в столицу.

— Что, Мишутка подбирается к старцу? Если из Вятки оказывает ему услуги?

— М-м…

— Ублажить Распутина сейчас лучший способ возвыситься?

Белецкий рассердился:

— Чистеньким прикидываешься, Алексей Николаевич? Все кругом бобры, один ты соболек?

Статский советник ответил действительному статскому с горечью:

— Прав, прав. Нельзя выслужить полковничий чин в полиции и при этом не замараться. Грехов на мне много. Только до лакейства я пока не опускался. Тем более перед бывшим конокрадом, мошенником и паскудником.

Разговор зашел в тупик. Белецкий спросил с нажимом:

— Ты окончательно отказываешься? Ведь даже не знаешь, о чем тебя попросят. Григорий Ефимович добро помнит. На него много наговаривают, а он лучше, чем гласит молва. Сплетники кого угодно очернят, им только в радость.

— Если знаешь подробности — расскажи.

— Нет, ты послушай сначала мои аргументы, — завелся директор. — Ведь не только в чине дело! А в большем, много большем. Если сумеешь угодить старцу, считай, августейшая благосклонность у тебя в кармане. Это же какие перспективы открываются! За такие коврижки требуется всего лишь прижать мелкого жулика. А ты гордыню выказываешь.

Августейшая благосклонность… Лыков принадлежал к тем примерно двум тысячам человек, которых царская чета знала лично. Разумеется, его номер на этой ярмарке тщеславия был в --">