Маргарита Булавинцева - Неудачи старой дачи

носу таких букв!

В-третьих, тыкали в нос общественности какой-то деталью с номером корабля Б – дескать, вот подтверждение того, что это, действительно, корабль Б, застрахованный на миллионы долларов! Минуточку! Так, естественно, когда несчастный А «гримировали» под Б, часть съёмных деталей с Б переставили на А. Особенно, те, что были на поверхности и были легко досягаемы.

Ну, и в-четвёртых, хотя тут могут быть и особо яростные возражения… Откуда у семейства капитана вдруг появились деньги в таком количестве, что кое-кто из них даже приобрёл себе личный…самолёт? Год назад они были почти нищими, а тут вдруг… Вопрос!

– Ух, ничего себе! И что, неужели никакой суд не предъявил никаких обвинений этой компании, что владела кораблями?

– Как видите, нет! И вряд ли когда-нибудь предъявят… Про Божий суд тоже промолчим. Такие имена, как Морган, Ротшильд, Рокфеллер и иже с ними стоят вне закона. Сильные мира сего! У них мораль особая…

– Печально, однако!

– А вот у брата-близнеца, корабля Б, которого в спешном порядке переоборудовали под танкер, случилась совсем другая судьба. Он плавал ещё лет двадцать, но уже не пассажирским судном. Хотя тоже, как и брат А, затонул, но не так глубоко, был поднят и продан, как металлолом. Вот такая история про предметы-близнецы. Как видите, у них тоже могут быть весьма интересные судьбы…

– Да, Эдик, твой рассказ, и, правда, как хороший детектив Чейза! Пиши!

– Посмотрим… Сначала надо с дневником, предположительно, Чехова разобраться! У меня только от мысли, что эту тетрадку в своих руках держал сам Антон Павлович, голова начинает кружиться!

– Кстати! А дай-ка и нам на неё взглянуть! Вдруг, как и впрямь, она – раритет! Будет, чем гордиться, мол, рукопись гения в своих руках держали!

Эдуард сбегал в соседнюю комнатушку и принёс чёрный пластиковый дипломат. И извлёк из него простую картонную серую папку с завязками. А вот уж из этой папки очень осторожно, словно сапёр, разминировавший снаряд, двумя руками достал пожелтевшие исписанные листки. Визуально они казались несколько больше обычных тетрадных листков. Ну, да кто его знает, какого формата были тетради в то время.

– Почерк Чехова я, конечно, не только не помню, но и не знаю! – это Вера подала голос, сглотнув ком в горле. – Но вот, что хочу сказать – от этих страниц повеяло…смертью!

– Ха-ха, Верунь, ну, ты даёшь! А то – чем же? Чехов-то, вроде, как умер давно! Эх, ты, экстрасенша моя!

– А знаете, всё может быть! – это уж Эдик вмешался в разговор. – Вот тут на последней странице, вот – вверху – довольно большое грязно-бурое пятно.

Все склонились над указанным местом на странице, стараясь определить природу этого пятнышка.

– Нужно отдать на экспертизу! Ха-ха-ха! – Валя продолжала веселиться. – Да я вам столько своих газет с такими пятнами покажу! Иногда увидишь надоедливую муху или комара где-нибудь поблизости и – шварк по нему подвернувшейся под руку газетой, ну, или журналом. Если повезёт – точно такое же пятно останется на бумаге! Вот она и смерть чья-то! И ваш Чехов тоже, небось, мух-комаров лупил на своей даче-то!

Но Вера продолжала благоговейно держать эту часть старинной тетради перед собой. Казалось, она остановившимся взглядом созерцает перед собой нечто, имевшее место быть пару столетий тому назад…

– Так, народ, все мы устали, всем пора спать! – Валентина осторожно забрала у подруги рукописные листы и передала их Эдуарду.

Домик имел целых три комнатки, поэтому все разместились без проблем. Соседи на даче рядом тоже уже угомонились. Дачной тишиной, как ватой, заложило уши. Хотя нет-нет вдруг какая-нибудь цикада скрипнет несколько раз и вновь затихнет. И аромат маттиол сочится в приоткрытую форточку…

На следующий день Валя, как и обещала накануне, свозила Эдуарда с его драгоценной тетрадью к именитому профессору. Кроме рукописи у молодого учителя с собой было, так сказать, рекомендательное письмо от его тестя, Валиного родного дядьки. Этот Анатолий Александрович когда-то работал на одной кафедре с профессором Удодовым и даже, что уж греха таить, пару раз участвовали в совместном распитии горячительных напитков, но, безусловно, не пьянства для! То ли выход чьей-то монографии обмывали, то ли защиту докторской… Да какая разница! То есть, по старой дружбе, тесть просил бывшего коллегу отнестись со всем вниманием к манускрипту. Что тот и исполнил.

Повздыхав над старой тетрадью минут пятнадцать, он выдал --">