Олег Константинович Петрович-Белкин - Настоат

– угроза или предостережение? Я смотрю на Ламассу: он абсолютно спокоен. Прекрасно! Доверюсь его инстинкту – видимо, пока все в порядке.

Между тем Энлилль продолжает:

– Позвольте, я кое-что расскажу. Cудя по легким травмам рук, ног и ребер, скорость машины была относительно невысока. О том же сообщил и водитель: весь в слезах, полуживой от страха, он клялся, что ехал не быстрей экипажа. Еще бы – туман, гроза, ливень, видимость нулевая. И знаете – я ему верю!

Да вот незадача: наряду с мельчайшими ссадинами и переломами, у вас была диагностирована тяжкая черепно-мозговая травма – та самая, которая и заставила меня в срочном порядке приступить к операции. И самое главное – травма та была получена за час-два до аварии, что, согласитесь, выглядит странно. Но и это не все! Есть вещи куда более дикие…

Доктор встает с табуретки и начинает в волнении ходить по залитой багряным светом палате. В окно тихо и размеренно стучит дождь – погода и не думает улучшаться. Я слышу отдаленный шепот застывшего в ожидании Города; слышу, как голодные собаки протяжно воют на кровавую, подернутую дымкой Луну; вижу их оскаленные пасти, чувствую дыхание, что обдает меня пламенным жаром. Вдали мне чудятся крики чаек, кружащих над бурным, вздыбленным океаном.

Слова доктора медленно и необратимо погружают меня в полудрему; веки тяжелеют, я проваливаюсь дальше и глубже – в ничто, пустоту, сладкую пропасть забвения и отрешенности…

– Пациент, я не закончил! – Громовой голос Энлилля возвращает меня к реальности. – Спать пока рано! Слушайте до конца! Тем более в ближайшие дни вам предстоит разговор не со мной, а с представителем Великого следствия. Быть может, с самим Дунканом Клавареттом или даже Деменцио Урсусом. Почему? Сейчас все поймете.

Когда вы поступили к нам, крови было целое море. Она была буквально повсюду: на руках, лице, на одежде – да что уж там, практически на всем теле. И притом вы были насквозь мокры – соответственно, часть крови должна была смыться. Уже тогда мне показалось, что ее, пожалуй, чересчур много. Одна серьезная травма не могла дать столь обильного кровотечения – уж поверьте моему более чем двухтысячелетнему опыту. Вот тогда я и понял, что здесь не все чисто.

А дальше… дальше… Я взял анализы – и, как думаете, что́ я обнаружил? А, пациент? Ну же, смелее – один ответ, и будете спать целую вечность!

Пораженный страшной догадкой, я молчу и стараюсь не шевелиться. Ламассу успокаивающе кладет теплую мохнатую лапу в мою дрожащую, потрескавшуюся от воды руку.

– Все нормально, Хозяин! – тихонько шепчет он мне – так, чтобы не слышал доктор. – Не бойтесь! Просто молчите, ни единого слова – и вскоре он сам узнает всю правду. Наше вмешательство будет излишним.

Энлилль грустно вздыхает.

– Понятно. Отвечать не хотите… Что ж, тогда слушайте: на вашей одежде, теле, руках – в общем, везде – были обнаружены следы чужой крови. Да что там следы – реки, океаны чужой крови! – Голос доктора крепнет; глаза его становятся чернее и глубже. Возможно, дело в тусклом, мерцающем свете, а может, здесь нечто иное… – Пациент, есть еще кое-что. Я обнаружил мельчайшие фрагменты легочной и мозговой ткани. А, каково? Понимаете, что это значит? Нет? Так я поясню: у вас нет травмы легких, да и мозг ваш тоже не пострадал – повреждена лишь костная оболочка. А отсюда простой вывод: эти частицы принадлежат кому-то другому, и этот другой, скорее всего, уже сутки как мертв, ибо травмы легких и мозга – даже по отдельности – почти всегда безнадежны. Хотя, конечно, чудо возможно… А потому мне необходимо ваше признание: кто вы – жертва или убийца? Что произошло прошлой ночью? Где тот несчастный, чье бездыханное тело мокнет сейчас под дождем? Не молчите – вдруг его еще можно спасти!

Ужас сковывает тело – неужто я и вправду виновен? Разум отказывается верить: ведь я же здесь, и я себя знаю – разве могу я кого-то убить? Или?.. Нет, надо гнать от себя оные мысли – я ни при чем!

– Вы вообще врач или кто? – жутко разевает пасть Ламассу, лаем своим сотрясая стены палаты. – Noli nocere!^[3] Так вам понятней? Ступайте к себе в каморку – разговоры будем вести позже! Вы что, не видите, что ему хуже? Будете спорить – перегрызу глотку!

И это не шутки – Ламассу настроен серьезно.

Энлилль молча кивает – в глазах его не видно ни страха, ни злости; лишь печаль и сомнение.

– Да, вы правы! Молодой человек, простите, я не сдержался, не имел права --">