Юлия Эрнестовна Врубель - Волшебник Летнего сада

находился весьма красивый, ухоженный парк, принадлежащий купцу Иратову Никанору Матвеичу. За парком, напротив озера, красовался его особняк. При своём богатстве господин Иратов был человеком добрым и незаносчивым, что для купеческой братии редкость. Оттого его парк был открыт для желающих, из чистой публики. И я часто гулял там об руку с моей старенькой матушкой. Здесь же, больше в одиночестве, часто прогуливался и Никанор Матвеевич. Мы сердечно раскланивались. Как-то раз он сам подошёл к нам с матушкой и заговорил с нами. Это был приятный, но, собственно, пустой и как будто бесцельный разговор… Но через несколько дней, ближе к вечеру, к нам заглянул посыльный от Иратова, с просьбой ко мне. Меня простили навестить его и оказать некоторую помощь. Я, конечно, живо собрался и пошел с посыльным. Хозяин богатого дома обрадовался моему приходу и всячески выказывал радушие, хотя просьбы его оказались совсем пустяковые – помочь составить пару деловых писем, да проверить грамотность составления купчей на заливные луга, которые он собирался приобрести у соседа-помещика. Расположившись в его просторном кабинете, я с удовольствием взялся за дело и быстро справился. Хозяин остался доволен, поблагодарил и попросил непременно остаться на ужин. Я вынужден был принять приглашение, надеясь, что матушка не станет ждать меня и отправится спать. Я остался, и хозяин сам проводил меня в нарядную столовую. И вот тогда я первый раз увидел Антонину.

Иван Евграфович умолк и ненадолго ушёл в себя, прикрыв глаза. Через мгновение очнувшись, он выдавил из себя улыбку и продолжил.

– Она сидела за столом в прелестном летнем платье, накинув на плечи, ради вечерней прохлады, ажурную шаль. «Это моя дочь, – сказал Иратов, – моя любимая, единственная дочь. Антонина Никаноровна Иратова». А сказавши, так и вздохнул тяжело…

– Что же, – не без язвительности поинтересовался великий князь, – купеческая дочка была хороша?

– Прелестна! – не уловив сарказма, ответил Картайкин. – Дело, впрочем, не в этом. Да я и потом это понял. В ней была этакая, как вам сказать, не то, чтоб чертовщинка, а даже и чертовскость. Вот ведь иначе и не скажешь, поистине чертовскость. Она была такая, знаете ли, белокожая, с рыжеватыми кудрями, с небольшой, прелестной конопатинкой. И когда улыбалась – не поймёшь, улыбка то, или насмешка. А ежели смеялась – заливисто, с самозабвением, так и опять же, не поймёшь, от весёлости характера смеётся или потешается над тобой.

Иван Евграфович вздохнул и, заручившись одобрительным кивком, наполнил стопки. Собеседники выпили. Отдали должное закуске. В глубине зала ненавязчиво звучал рояль, исполняя мелодии модных романсов. Публика в зале собралась солидная, не шумная. Господа неспешно кушали, изредка подзывая полового. Половые в белоснежных фартуках управлялись ловко, скоро. В общем обстановка в Давыдовском трактире расслабляла, располагая к откровенности… Картайкин пригладил светлые, негустые, аккуратно расчесанные на косой проборчик волосы и грустно улыбнулся.

– Только тогда, в наш первый вечер, она нисколько надо мной не потешалась. Когда бы потешалась, так я бы от смущения тогда же и сбежал бы. Я, знаете ли, с барышнями был стеснителен. Я, впрочем, и сейчас в дамском обществе впадаю в сильную неловкость и всякую услышанную шутку принимаю на свой счет. Только она и не шутила. Сидела Антонина бледненькая и печальная. Батюшка велел ей поухаживать за мной, она ухаживала. Подливала чаю, подкладывала крендельки и опускала глаза. Но несколько раз, случайно поворотясь в её сторону, я столкнулся с ней взглядом. Она исподтишка рассматривала меня. А взгляд её был такой странный – она будто чего-то искала во мне, на что-то надеялась.

«Да ведь и моя супруга, тогда, ещё будучи юной принцессой, – надеялась. Очень надеялась, – подумал Михаил Павлович. – Так старалась понравиться мне. Поступалась привычками, сдерживала гордыню. Хотела окружить вниманием. Да только не стал я ей другом. И толики женского счастья не дал. А теперича и материнское счастие отнял…»

– Чего же она в вас искала? – спросил великий князь, дабы подбодрить рассказчика и поддержать беседу. Захмелевший Картайкин всхлипнул, сделал безнадежный жест рукой и продолжил свою печальную историю.

– Вечер закончился чудесно. После чая Антонина села к роялю и премило пела. Её батюшка участливо выспрашивал меня про мои обстоятельства. Я, не таясь, поведал --">