(Autumn Leaves) - Тайна жёлтой лилии (СИ)

мать? Весёлая Аэсса, оживлявшая весь дворец своим присутствием…

Чтобы оставить царя и царевну наедине с их горем, большая часть людей разошлась. Вместе с Маро и Руйей царицу оплакивали лишь знатнейшие приближённые царя – военачальник Улато, отважнейший полководец мира, ни разу не проигравший сражения, и советник Кано, горбатый уродец, немногословный, зато уж отличавшийся умом острей иглы.

– Только чужеземец проклятый и мог такое сотворить! – воскликнул насупленный Улато. – Аэссу любили все, все…

– А каким зверем нужно быть, чтобы убить женщину, носящую ребёнка! – ужаснулся Кано.

Руйя была не в силах это терпеть. Она побежала прочь, не разбирая дороги. Глаза ей застилала пелена слёз. Очнулась она, лишь ударившись головой о какую-то дверь.

Оказалось, что она пришла к тюрьме.

Тюрьма!

Девушке остро захотелось самой войти и убить этого негодяя, задушить, ударить камнем, как угодно, как угодно… Но тут же она вспомнила: нет ведь, чужеземцев и вправду даже сам царь, не говоря уж о ней, не имеет права казнить.

Что ж, но избить-то можно! О да, простое отсечение головы – слишком высокая честь для мерзавца, убившего царицу и её дитя!

Руйя постучалась. Стражники пропустили её внутрь без вопросов.

– Я соболезную тебе, царевна, – раздался голос. Глаза Руйи ещё не привыкли к почти полной темноте, и она вздрогнула. Затем, присмотревшись, убедилась, что это Алефи. Он был в тот день единственным узником.

– Ты ещё смеешь мне соболезновать! – в ярости закричала она. – Ты, ты, проливший кровь невинных жертв…

– Я не проливал этой крови, – всё с тем же холодным спокойствием прервал её финикиец.

– Ах так? – Руйя уже и не знала, как бы его в ответ на такое назвать. Его дерзость не имела границ. – Может, ты, убийца, ещё и о пощаде меня будешь просить?

– Тебя я просить о пощаде не буду, – гордо сказал он. – Это низко для мужчины – молить о снисхождении женщину.

– Я царевна!

– Я знаю. Я уже несколько раз тебя видел, когда приехал сюда несколько дней назад.

У Руйи промелькнула мысль, что это вообще не человек. Как он может вести себя таким образом, когда ему вечером предстоит умереть позорной смертью?

– Ты не боишься казни? Может, ты собираешься заново возродиться, как Бык?

– Моё имя и значит «бык» на моём родном языке, – сообщил он. – А казни я, конечно же, боюсь. Но я с младых ногтей плавал по морям, я пережил уже не помню, сколько бурь и прочих приключений. Если паниковать, не выберешься из переделки точно. Если нет – ещё есть надежда.

Это всё просто лишило девушку дара речи. Она замолкла. Алефи тоже молчал, глядя на неё в упор своими чёрными глазами.

– Что ты на меня смотришь? – прищурилась Руйя. – Просишь-таки пощады?! Не дождёшься, со всем твоим хвалёным хладнокровием! Я ненавижу тебя, убийца…

Он поправил её:

– Нет, я же сказал, что не буду просить. А смотрю я на тебя потому, что ты красивая.

– Что?!

– Я бы сказал, очень красивая. Даже в таком разозлённом виде.

Руйя резко развернулась, думая, не вызвать ли стражу. Но потом, смутившись, не стала поднимать шуму. Что этот Алефи, скованный цепями и почти приговорённый к казни, может сделать?

Когда она уходила, финикиец сказал ей вслед:

– Аэссу убил не я.

========== Глава 2. Печать ==========

Верховный судья действительно приехал вечером. Его сразу же оповестили об убийстве и привели в тронный зал, где готовили к погребению Аэссу.

Узнав подробности, Куро хмыкнул:

– Да уж, приговор ясен как день. Сейчас поем и быстро напишу.

– И ты, Руйя, поешь, – велел Маро.

– Что? – обернулась Руйя, всё ещё всхлипывавшая.

– Ты не ела весь день, дитя моё, – непривычно ласково сказал отец. – На тебе теперь висит судьба нашего рода, пока я не найду новую жену. Не дай горю извести и тебя.

Девушка слабо кивнула. Ей и Куро подали хлеб, баранину и оливковое масло. Проголодавшийся с дороги судья ел сытно, а царевна лишь чуть-чуть погрызла кусочек хлеба. Есть ей совершенно не хотелось.

Дело было не только в печали. Если бы! Но у Руйи из головы не

--">