Валентин Владимирович Курицын - Человек в маске

угостить последнего в пределах этой суммы. Бойкий, развязный юноша, хорошо знакомый с томской жизнью, ему, как человеку новому в городе, будет без сомнения полезен.

— Какую марку вы предпочитаете? — вежливо осведомился Гудович у своего нового знакомого.

— Ба! Для меня это безразлично! Впрочем, я полагаю, мы начнем с водки. Не так ли?

— Я мало пью водки. Но маленький графинчик делу не повредит. Пожалуйста, прошу вас, распоряжайтесь!

Коко не заставил просить себя два раза. Он небрежно кивнул головой лакею и отдал приказание фамильярным тоном завсегдатая:

— Дай нам, Семен, графинчик, поросенка с хреном на закуску и икорки зернистой…

— Здесь очень мило… Напоминает Кюба, — заметил Гудович, внимательно рассматривая обстановку зала. — Положительно недурно! Э, э… Эти орнаменты потолка и эта мебель. Красиво, стильно! Говоря откровенно, когда я ехал сюда, в Сибирь, то рассчитывал встретить здесь ужасную глушь, азиатчину… Нашел же город вполне европейский, электрическое освещение, водопровод, фонтаны… Культура в полном смысле этого слова!

— Ну, батенька, не скажите, — пренебрежительно покачал головой Коко, — скучища у нас дьявольская. И я удивляюсь вам, право: охота была ехать в эту нору… Давно вы кончили?

— Я вышел из института нынешней весной. Лето пробыл на практике — в области Войска Донского, на угольных копях, а теперь приехал сюда в надежде получить место по своей специальности. В Сибири развита золотопромышленность, горное дело вообще. Думаю, что получить здесь работу легче, чем где бы то ни было! — спокойно объяснил Гудович, попыхивая папиросой.

Салатников молча и довольно бесцеремонно рассматривал своего собеседника. Многообещающий юноша, рано познакомившийся с темными, грязными сторонами жизни, со всеми исключительными типами людей легкой наживы, с которыми ему приходилось сталкиваться как профессионалу-игроку, отгадал в своем новом знакомом того же поля ягодку. Его не ввели в заблуждение ни светские манеры Гудовича, ни инженерский значок последнего. Он понимал, что перед ним сидит авантюрист высокого полета и рыцарь из-под «темной звезды». Ничем не обнаруживая, однако, своих мыслей, Коко вежливо выслушал «инженера» до конца.

— Дело-то вы, во всяком случае, здесь найдете! — многозначительно подчеркнул он, когда Гудович сделал паузу.

…Лакей принес им требуемое. Водка была подана холодной, как лед, и потому стекло графина казалось матовым, как будто покрытым капельками пота. Свежая зернистая икра красиво чернела в вазочке. К икре был подан молодой лучок. Гудович остался очень доволен сервировкой стола.

— Здесь прекрасно подают! — воскликнул он, развертывая безукоризненной чистоты салфетку.

Коко наполнил рюмки…

Глава II В шантане

Они чокнулись.

— Прекрасная икра, — дал свой отзыв тоном знатока Гудович. — В Петербурге в первоклассном ресторане порция такой икры обойдется не менее пяти рублей. Повторим, юноша?

…Выпита была вторая и третья рюмки. Оркестр заиграл попурри из «Прекрасной Елены». Зал ресторана наполнился публикой. Оживленней забегали лакеи… Чаще хлопали пробки открываемых бутылок. Хористки одна за другой исчезали из зала. Шли переодеться к своему «номеру». Певицы, не занятые в первом отделении, обменивались приветствиями со своими знакомыми из числа обычных посетителей 'шантана.

— «Исчезает сон!» — уловил Гудович знакомый мотив. — Я люблю эту оперетку. В ней талант Оффенбаха выступает особенно ярко! В области легкого жанра он неподражаем!

— Позвольте с вами не согласиться, — скорчил серьезную мину Салатников, — по-моему, эта вещь слишком устарела по нашему времени. Я предпочитаю венские новинки. В них больше шика… и… э… пикантности.

Коко выразительно щелкнул пальцами.

За занавесом, отделявшим эстраду от ресторанного зала, продребезжал колокольчик.

— Сейчас начнется концертное отделение. Первым номером они, обыкновенно, выпускают хор. Не интересно! — махнул рукой Коко со скучающим видом человека, которому давно надоела кафе-шантанная программа.

— А для вас, как для петербуржца, — продолжал он, наполняя собеседнику рюмку, — наши этуали и подавно неинтересны.

Гудович слегка улыбнулся и возразил:

— О Петербурге теперь говорить нечего. Нужно довольствоваться тем, что есть под рукой. Хорошенькая женщина всегда останется ею. Будь она этуалией заграничного --">