Макс Аллан Коллинз - Сделка

хорошенькие девушки в голубых формах с белыми фартучками. Медсестры. Похоже, ни одна меня не заметила. Но зато я их заметил. Они были такими молоденькими. А я так давно не видел хорошеньких девушек. Я не знал, почему. Но знал, что не видел. По какой-то причине мне захотелось заплакать.

Но я сдержался. Инстинкт подсказывал мне, что слезы задержат меня здесь, а мне хотелось выйти. Я не знал куда пойду, потому что не знал откуда я, дьявол, но уж во всяком случае, не отсюда.

Я подошел к стеклу и постучал; одна из сестер удивленно посмотрела на меня. У нее были светло-голубые глаза и белокурые кудри, которые ниспадали на ее плечи из-под белой шапочки. Мелкие, очаровательные черты лица. Милые веснушки на прелестном, почти курносом носике.

Она отодвинула стекло в сторону и приветливо посмотрела на меня из-за стойки.

– А-а, вы – новый пациент, – сказала девушка. Очень мило.

– Неужели? – спросил я.

Она посмотрела на часы, а потом взглянула на карту, которая висела возле стойки.

– И мне кажется, вам пора принять ваши таблетки.

– У меня малярия?

– Ну да. У вас было обострение болезни. Вас привезли сюда после того, как вы провели несколько дней в "М" и "X".

– "М" и "X"?

– Медицинское и хирургическое здания. Она дала мне пилюли – маленькие ярко-желтые пилюли – и крохотный бумажный стаканчик воды. Я взял пилюли и воду. Во рту остался горький привкус.

– Расскажите мне что-нибудь, – попросил я.

Она улыбнулась, и мне понравилась ее улыбка. У нее были по-детски мелкие белые зубы.

– Конечно.

– А там, в "М" и "X", растут за окнами пальмы?

– Едва ли. Вы в Сент-Езе.

– Сент-Езе?

– Святой Елизаветы. Недалеко от Вашингтона, в округе Колумбия.

– Так я в Штатах?

– Да. Добро пожаловать домой, солдат!

– Никогда не называйте морского пехотинца солдатом. Мы можем воспринять это как оскорбление.

– Ах, так вы морской пехотинец. Я сглотнул.

– По-моему, морской пехотинец. Девушка вновь улыбнулась.

– Не беспокойтесь, – сказала она. – Через несколько дней вы все выясните.

– Я могу вас попросить выяснить кое-что для меня?

– Конечно. Что именно?

– Мое имя.

Ее глаза наполнились жалостью, и она была мне ненавистна в этот момент, да и сам себе я стал ненавистен. Но это чувство прошло, когда она встревоженно посмотрела на карту за стойкой.

– Ваше имя Геллер. Натан Геллер. Это ничего не сказало мне. Ничего. Это даже не навело меня ни на какую долбаную мысль. Вот черт!

– Вы уверены? – спросил я.

– Если здесь ничего не перепутано.

– Это военный госпиталь, здесь, черт возьми, обязательно должна быть неразбериха. Проверьте еще раз, пожалуйста. Если бы я услышал собственное имя, я уверен, что узнал бы его.

Еще больше жалости в ее глазах...

– Я уверена, что вы бы узнали. Но это не совсем военный госпиталь, и... послушайте, мистер... м-м-м, сэр, почему бы вам не пойти в комнату отдыха и не расслабиться там.

Грациозным жестом она указала на широкую, открытую дверь, которая находилась сбоку от нас.

– Если я смогу выяснить что-то в этой неразберихе, я непременно вам сообщу.

Я кивнул и направился в сторону комнаты для отдыха. Девушка крикнула мне вслед:

– Э-э-э, сэр!

Я повернулся и почувствовал, что пытаюсь улыбнуться.

– Я не офицер.

– Я знаю, – улыбаясь, сказала она. – Вы – ПФС, рядовой первого класса. Это дает вам много преимуществ здесь, поверьте мне. Вы, ребята, для нас – верх совершенства, не забывайте это.

Из жалости она сказала это или нет, но слышать было приятно.

– Спасибо, – сказал я.

– Вы упомянули пальмы?

– Да?

– Три дня назад вы были на Гавайях. В Перл-Харбор, в морском госпитале. Там вы и видели пальмы.

– Спасибо.

Но подспудно я чувствовал, что видел пальмы не только на Гавайях.

Комната отдыха напоминала палубу авианосца: восемьдесят футов в длину и сорок – в ширину, точно. В основном, те же больничные бледно-зеленые стены вокруг безграничного пространства пола, выложенного пятнистым мрамором, на который давила массивная мебель – тяжелые деревянные столы, стулья, пианино. Казалось, двоим парням едва ли удалось бы сдвинуть с места самый маленький предмет из здешней меблировки. Во всяком случае, я так себе это представлял.

Я был в сумасшедшем доме.

Дьявол, а где я рассчитывал находиться? Я даже не знал собственного гребаного имени! Конечно, я знал, кто поет «Белое Рождество», потому что радиотрансляция была включена: Бинг Кросби. Я не был идиотом. Я знал название песни и имя певца. --">