Дэвид Лисс - Торговец кофе

прибавится еще одна тысяча гульденов.

Еще тысяча. Он уже был должен три тысячи. Когда-то он зарабатывал вдвое больше за год, но полгода назад цены на сахар упали, и состояние Мигеля резко уменьшилось. А потом он стал делать ошибки одну за другой. Он хотел вести себя как голландец и не считать банкротство позором. Он пытался внушить себе, что все это чепуха, что все это продлится недолго и он все исправит, однако поверить в эту сказку было все труднее. Как долго? Пока не осунется его широкоскулое мальчишеское лицо? Пока в его глазах не исчезнет возбужденный блеск коммерсанта и его взгляд не станет тусклым и пустым, как у игрока в азартные игры? Он поклялся, что с ним этого не случится. Что он не станет одной из этих потерянных душ, обитающих на бирже и живущих от одного расчетного дня до другого, с трудом зарабатывающих на то, чтобы продержаться на плаву еще один месяц, и верящих, что потом все будет иначе.

Почувствовав, как чьи-то пальцы сжали его руку, Мигель обернулся и увидел перед собой опрятно одетого голландца из среднего сословия, на вид не старше двадцати. Это был крепкий широкоплечий молодой человек со светлыми волосами и лицом скорее смазливым, чем приятным и мужественным, несмотря на длинные усы.

Хендрик. Фамилии никто никогда не слышал. Подручный Гертруды Дамхёйс.

— Приветствую вас, Еврей, — сказал он, не отпуская руку Мигеля. — Надеюсь, день для вас складывается удачно.

— У меня всегда все складывается удачно, — ответил Мигель, выворачивая шею и пытаясь удостовериться, что за ним никто не шпионит.

Маамад, правящий совет португальских евреев, запрещал евреям общаться с «неподобающими» неевреями, и, несмотря на столь предательски расплывчатое определение, Хендрика, в его желтом камзоле и красных бриджах, с трудом можно было принять за человека "подобающего".

— Мадам Дамхёйс послала меня разыскать вас, — сказал он.

Гертруда и раньше прибегала к такой уловке. Мигель, знала она, не мог рисковать, чтобы его увидели на такой многолюдной улице, как Вармусстрат, в компании с голландкой, в особенности с голландкой, с которой его связывали дела, поэтому она послала за ним своего подручного. Репутация Мигеля все равно страдала, но Гертруда могла добиться своего, оставаясь невидимой.

— Скажите ей, что у меня нет времени на столь приятное времяпрепровождение, — сказал он. — По крайней мере сейчас.

— Конечно, есть. — Хендрик широко улыбнулся. — Какой мужчина может сказать «нет» мадам Дамхёйс?

Мигель не входил в их число. По крайней мере это давалось ему с трудом. Ему трудно было отказать как Гертруде, так и кому бы то ни было, включая самого себя, если речь шла о чем-то увлекательном. Мигель не был создан для скорби, неудача шла ему так же плохо, как костюм, пошитый не по размеру. Он каждый день с трудом заставлял себя играть роль осмотрительного человека в преддверии краха. Он был уверен, что ему, как и другим бывшим тайным иудеям, послано проклятие: в Португалии он привык лгать, делать вид, будто исповедует католическую веру, будто ненавидит евреев и уважает инквизицию. Он не видел ничего дурного в том, что обманывает окружающих. Обман, даже если это был самообман, сходил ему с рук слишком легко.

— Поблагодарите вашу хозяйку и передайте ей мои сожаления.

С приближением расчетного дня и грозящих новых долгов, ему придется умерить развлечения, по крайней мере на время. Утром он получил очередную записку. Анонимный автор криво нацарапал на клочке бумаги: "Мне нужны мои деньги". За последний месяц Мигель получил не менее полудюжины подобных записок. "Мне нужны мои деньги". "Подожди своей очереди", — мрачно подумал Мигель, открывая очередное письмо, однако его обескуражили беспардонный тон и неровный почерк. Только сумасшедший мог послать такую записку без подписи. Иначе как, спрашивается, Мигелю искать автора, даже если бы у него были эти деньги и если бы он решил использовать то немногое, что у него осталось, на такую глупую цель, как выплата долгов?

Хендрик в недоумении смотрел на Мигеля, словно не понимал его из-за сильного акцента.

— Сегодня не подходящий день, — сказал Мигель более решительно.

Он избегал слишком категоричного тона, обращаясь к Хендрику, так как однажды видел, как он приложил мясника головой о булыжную мостовую на площади Дам за то, что тот продал Гертруде протухший бекон.

Хендрик смотрел на Мигеля с жалостью, с какой человек из среднего сословия смотрит на человека более --">