Елена Александровна Муравьева - ЖИЗНЬ в стиле С

известного автора Андрея Рощина. Его произведения отличает мастерская интрига, уверенный слог, патриотизм и нестандартный способ мышления. Приятно сознавать, что наша земля по- прежнему полнится талантами.

«Какая к черту интрига и слог, — Таня раздраженно нахмурилась. Как профессионального филолога ее безмерно удручала сирость и убогость современной литературы. — Нынешние романы — это сплошные страсти-мордасти, сиськи- письки и пиф-паф-ой-ой-ой. Вряд ли широко известный в узких кругах Андрей Рощин чем-то не отличается от других графоманов-писак».

Последнее утверждение носило более чем обобщенный характер, так как книг Рощина Таня не читала. Вечером, за чашкой чая, она пожаловалась соседке Валерии Ивановне:

— Ничего путного мне ваша хваленая Полина не сказала. Велела пройтись по антикварным, поглазеть на старье, заглянуть на «блошиный» рынок. — Растерянность, навалившаяся сразу после визита к экстрасенше к вечеру усилилась. В голове плескалась каша из туманных картинок и невнятных тревожных ощущений. Четко и ясно маячило одно: старая сумка с барахолки, фиолетовая шапка и антикварные магазины. Прочего не существовало.

— Не торопись с выводами. Меня Полина тоже на «блошиный рынок» отправила, — посоветовала Валерия Ивановна и призналась смущенно. — За куклами.

Разряженные в пух и прах, симпатичные фигуристые Барби стояли, сидели, висели в квартире соседки повсюду.

– Я накупила целый чемодан и теперь счастлива до поросячьего визга. — С недавних пор у Валерии Ивановны начались перемены в жизни. Она познакомилась с симпатичным мужчиной, влюбилась, собралась замуж и даже показала, подаренное женихом кольцо — старинный перстень с настоящим рубином. — У Полины консультировалась моя сотрудница. Потом три месяца бегала по киоскам и магазинам, искала какие-то сережки. Едва нашла, сразу устроила судьбу.

Таня недоверчиво покачала головой.

— Разве такое может быть?

Валерия Ивановна улыбнулась:

— Какая разница, может или нет? Твое дело маленькое, слушай, что говорят да делай, что велят! Короче, отправляйся в антикварные магазины и на толкучку, ищи свою тетку в фиолетовой шапке. Дальше будет видно. Чего тебе бояться? Не бомба же в этой сумке спрятана, в конце концов?!

В сумке, под подкладкой лежала не бомба, а потрепанный номер «Нивы» за август 1906 года с исчирканной витиеватыми росчерками обложкой. Кто-то, судя по выцветшим чернилам, живший давным-давно, отрабатывал эффектную подпись. Вязь букв складывалась в сочетание Н. МАТВЕЕВА. Той же фамилией Матвеева (!), тем же августом (!), того же 1906 (!) года оказалась помечена фотография в странных размеров медальоне, который Таня купила за бесценок в антикварном магазине, рядом с оперным театром. Массивный серебряный ажурный овал покорил сердце с первого взгляда. Смешная цена: десять долларов — довершила дело.

— Что это такое? — спросила Таня у продавщицы.

– Это рамка для фото. Они были модны в начале двадцатого века. Чаще всего их цепляли к поясу или помещали в специальном кармашке, как часы.

– Прочему так дешево? — робко спросила Таня.

— Так вещица бросовая. клееная-переклееная, места живого нет.

— Покажите, пожалуйста.

— Там внутри фотография женщины, — продавщица раскрыла створки медальона и ахнула: — Господи, да вы похожи, как две капли воды.

Дома Таня убедилась в словах продавщицы. Природа словно под копирку выписала на двух лицах один и тот же узор. Повторила разрез глаз, росчерк бровей, рельеф губ, разворот скул, форму носа и лба. Единой гармонией наполнила карие глаза, матовую кожу, каштановые волосы. Почти зеркальное отражение нарушало только одно отличие. Дама с портрета взирала на мир с безмятежным достоинством победительницы. Казалось, ей не ведомы беды, слабость, тревоги. Не известны унижения, боль, отчаяние. Казалось, сквозь пелену надменного спокойствия никогда не проникали сомнения, страхи, томительные волнения. Сиятельная, непоколебимая, уверенная, женщина смотрела на Таню, безжалостно уличая свою копию более позднего года «изготовления» в покорности, смирении и трусости. Спорить с женщиной было бессмысленно. Она словно знала про жалкую никчемную жизнь, про страшные мысли о тюрьме и самоубийстве.

Таня, поддев ногтем усик замка, отвела ажурную рамку, прижимающую фотографию, осторожно извлекла из ниши овальную картонку, перевернула, прочитала: «Пете и Тане от Надин --">