Микки Спиллейн - Дельта-фактор

осуществить такое ограбление. Сорок миллионов долларов! Да ему просто не вынести всю ту сумятицу, которая поднялась после предъявления обвинения в хищении столь крупной суммы. Невозможно ускользнуть из одиночной камеры в тюрьме самого строгого режима — и потом оставаться на свободе целых три года!

— Я не совсем улавливаю, к чему вы клоните, — напомнил о себе доктор.

Полицейский откинулся на стуле и заявил:

— Мы можем предположить, что он действовал как капер, доктор. Только позвольте вражескому правительству запустить их в нашу страну. Несколько человек — и ущерб, который они нанесут нам, будет огромен.

Мои губы беззвучно проговорили: «Ну и тупица». Очень медленно доктор повернулся и подошел к моей кровати. Я крепко сжал веки. Он спросил:

— Но ведь это только предположение, не так ли?

— В наши дни нам очень часто приходится основываться лишь на предположениях. Ведь вы знакомы с подробностями дела, не так ли?

— Я знаю только то, что было в газетах. Речь шла об отправке денег с монетного двора Вашингтона в Нью-Йорк, кажется.

— Сорок миллионов долларов, ни много ни мало. Полный грузовик денег.

— Вам, полицейским, нужно было получше следить за такой операцией.

— Охрана была самая надежная.

В голосе доктора послышался смех.

— Неужели?

Райс немного помедлил с ответом, а когда заговорил, в его голосе звучала сталь.

— У нападающего всегда преимущество.

— Не оправдывайтесь, мистер Райс. Вы допустили ошибку. Вам ведь уже удавалось схватить его.

— На его счете было всего двенадцать тысяч. Он не мог потратить такие деньги.

— Если я правильно помню, тогда это тоже был случай.

Райс негромко рассмеялся:

— Вы даже не представляете, как часто случаи, как вы выразились, играют нам на руку. Дом, где он снимал комнату, прочесывали полицейские в поисках наркотиков, которые хранил другой жилец. Тут-то они и наткнулись на него. Мы убили двух птичек одним камнем.

— Похвально. Как же вы не удержали его?

— Может, теперь мы научимся обращаться с ним. Если он мог сбежать тогда, то сделать это отсюда ему будет совсем просто. Так что наручники останутся на нем, доктор.

— Если только это не помешает лечению, мистер Райс. Не забудьте об этом.

Я открыл глаза и посмотрел на врача. Он разглядывал меня с особенным любопытством, видя во мне и пациента, и редкий человеческий экземпляр, но на его лице было выражение такой решимости, которую не поколебать никаким полицейским.

Я проговорил:

— Скажите ему, док.

Стул Райса тут же скрипнул, и расплывчатая крупная фигура в сером костюме появилась в поле моего зрения, но только на мгновение. Все это было слишком утомительно для меня, и я вновь медленно погрузился в приятную дремоту, где не существовало боли — только прекрасные женщины со сливочной кожей.

* * *

Ад — это всего лишь отдых от повседневности. Он никогда не длится долго. Просыпаться было неприятно, каждая деталь реальности становилась все отчетливее. Боли почти не было, только ныли мышцы и кожа горела под хирургическими швами; но я так часто испытывал это ощущение, что оно меня не очень беспокоило. Моя левая рука была все еще прикована к кровати, достаточно свободно, чтобы совершать мелкие движения, но подняться я не мог.

Теперь в комнате находились трое. Всех отличало особое хладнокровие, уже ставшее клеймом профессиональных полицейских. Здесь был Райс, представитель Вашингтона, работающий под прикрытием ЦРУ; Картер — специальный уполномоченный министерства финансов; и крупный представительный мужчина в мятом костюме, под которым топорщился пистолет, — этот явно из полицейского управления Нью-Йорка. Всем своим видом он давал понять, что не потерпит сомнений в своей компетенции: кто-то отдает ему приказы, он следует им, но не обязан притворяться, что ему это нравится. Когда вошел доктор, полицейского кратко представили как инспектора Джека Доерти, и я решил, что это какая-то шишка из офиса окружного прокурора, которого мэр направляет расследовать особые случаи.

О боже, они действительно принимают меня по высшему разряду.

Доктор первым заметил, что я полностью проснулся. Его губы скривились в забавную ухмылку, и он сказал:

— Простите, джентльмены, — после чего подошел ко мне и стал автоматически щупать пульс, затем приподнял мне веки, заглянул в глаза и спросил: — Как вы себя чувствуете?

— На сорок миллионов, — ответил я.

— Думаете, что сможете их --">