Микки Спиллейн - Весь Тайгер МАНН

же нежно ответил я ей и прищурился, — Я должен сообщить тебе, что песенка твоя спета — я убью тебя! Это единственное желание, какое я испытываю, глядя на тебя! Я убью тебя так же, как и ты в свое время проделала это.

Она выдохнула облачко дыма мне в лицо и твердо, бесстрастно взглянула мне в глаза. Страх всегда был ей чужд. Она могла быть суровой или нежной, но никогда не бывала слабой.

— Я всегда задавала себе этот вопрос, Тайгер. Когда наступит мой черед?

— И вот он наступил, дорогая.

— Я знаю. Можно мне объяснить тебе кое-что?

— Нет.

— Хорошо! Как ты собираешься убить меня?

— Еще не знаю, — ответил я. — Вероятно, застрелю.

— Почему?

Я улыбнулся ей в предвкушении того момента, о котором мечтал вот уже двадцать лет.

Рондина слегка побледнела и облизнула губы. Впервые я видел, как она волнуется.

— Когда?

— Скоро. Я мог бы убить тебя хоть сейчас, прямо здесь, но сначала мне хотелось бы узнать, в какую игру ты играешь в этот раз, и почему... А после этого, моя прекрасная убийца!.. Я выстрелю тебе прямо в сердце.

— Тайгер!..

— Брось этот свой тон, — он мне слишком хорошо знаком и на этот раз я не попадусь на приманку. Перед тобой сидит старый солдат, прошедший огонь, воду и медные трубы. Во второй раз у тебя ничего не получится. Твоя песенка спета, дорогая. С этой минуты можешь считать себя уже вычеркнутой из списков секретных агентов.

Я встал, отодвинул кресло и негромко, торжествующе рассмеялся, глядя на Рондину сверху вниз. Неожиданно в ее взгляде появилось какое-то странное выражение, исчезло на мгновение и появилось вновь.

— Ты была прекрасной любовницей, — сказал я ласково. — Помнишь то бомбоубежище?

Ее глаза превратились в две узкие пулеметные амбразуры, готовые сразить на месте раскаленным свинцом.

— Помнишь ту дождливую ночь, когда я солгал французам, спасая тебя?

Она так стиснула кулачки, что побелели костяшки пальцев.

— Они бы голыми руками растерзали меня, если бы узнали, что я покрываю тебя, Рондина, Но мы любили друг друга, ты — немецкая шпионка, и я — американский разведчик. И вскоре ты доказала, какой верной была твоя любовь, Через двадцать минут после того как мы легли в постель, ты дважды выстрелила в меня в упор. И это несмотря на то, что буквально за десять минут до этого ты в вожделении стонала в моих объятиях, шепча, что ни один мужчина не делал тебя такой счастливой. И ты выстрелила в мою обнаженную грудь! Действительно, настоящая любовь! Задним числом приношу тебе глубокую благодарность. Но теперь все! Тебе пришел конец!

Влажный блеск ее глаз не тронул меня. Ее точеная высокая грудь, судорожно вздымающаяся от волнения, не опечалила меня. Я оставался холодным, как лед.

— До встречи, Рондина! — произнес я, — Мы очень скоро увидимся, и это будет очень печальное для тебя свидание. Пока!

Посетители ресторана с изумлением глядели мне вслед. Они не верили своим глазам. Мне удалось то, что до сих пор не удавалось никому: просидеть с этой женщиной за столиком один на один и даже вести с ней светскую беседу и уйти, оставив ее явно взволнованной. Несколько минут назад они наблюдали за уходом двух ее спутников, которые в их глазах выглядели воплощением достоинства и безукоризненных манер истинных аристократов, а теперь за ее столиком находился совсем другой тип, за которого они не поставили бы и цента.

Ежедневно за утренним бритьем, глядя на себя в зеркало, я пытался понять, что же во мне есть такого, что пугает простого обывателя, Как я и предполагал, агенты Рондины посетили меня той же ночью.

Мой план был разыгран как по нотам. Это был старый, но неоднократно опробованный способ с манекеном из подушек в постели. Мне просто хотелось выяснить, как быстро им удастся выйти на мой след при условии, что официально никому не было известно, что я нахожусь в Нью-Йорке, и тем более никому не было известно, под какой фамилией и в каком отеле я остановился.

Они нашли меня подозрительно быстро, но их пули благополучно миновали меня.

Как только я почувствовал, что кто-то пытается проникнуть в мой номер, то сразу же вылез за окно и замер там, стоя на веревочной петле, концы которой были мной предварительно закреплены за трубы парового отопления и замаскированы шторами.

Стоя на этой зыбкой опоре в тридцати метрах над проезжей частью улицы с кольтом 45-го калибра в руке, я с интересом наблюдал, как эти --">