Александр Григорьевич Звягинцев - Группа первая, (rh +). Стабильное неравновесие (сборник)

отделе. Толку от него, скорее всего, будет немного, но там старались… И еще… Поаккуратней там с этим Савеловым, а то, понимаешь, потом не отмоешься… Но главное – на пакистанскую сторону и щепки не должно перелететь! Сам знаешь – Женевские переговоры… Там, если что случится, такое раздуют, что головы на всех уровнях полетят.

– Я не бог. Но то, что от нас зависит, сделаем, товарищ генерал!..

– Не бог!.. – усмехнулся генерал. – Ты бог, Сармат! Бог войны! Иди, иди и не забывай, о чем мы тут с тобой говорили!..

– Есть! – выдохнул Сарматов и, повернувшись через левое плечо, почти армейским шагом покинул кабинет.

Восточный Афганистан 7 мая 1988 года

Барражирующий над угрюмыми хребтами вертолет кажется крошечной точкой, комариком в беспредельном, полыхающем кровавыми закатными сполохами азиатском небе. Затянутые туманом ущелья, снежные вершины и горные разломы уходят под брюхо вертушки, а им на смену выплывают бирюзовые квадраты посевов, со всех сторон обступающие низкие глинобитные кишлаки, светлые полоски арыков и красные полотнища цветущего мака.

Круглолицый синеглазый летчик, окинув взором нескончаемые поля мака, крикнул второму пилоту:

– А мака-то, мака сколько!.. Видать, на опиум сеют!

– Азия!.. Гиблый край! – крикнул тот в ответ. – Отсюда «дурь» по всему миру расходится.

– А ты ее пробовал?

– Как-то с ребятами в училище, ради интереса, приходилось.

– И как она?

– Наутро голова тяжелая, хуже, чем с бодуна…

Синеглазый пилот засмеялся – улыбка сделала его лицо совсем юным – и запел во все горло:

– …Ну, а у нас на родине, в Рязани, вишневый сад расцвел, как белый дым…

Увидев появившегося в проеме двери в камуфляжной форме, с парашютной укладкой – рюкзаком за плечами Сарматова, синеглазый пилот перестал петь и, перехватив его взгляд, показал на часы и крикнул:

– Порядок, пехота, идем по графику!

Сарматов наклонился к самому его уху и спросил:

– Капитан, что делают летуны, когда вертушка в ступор входит?

– Отрывают себе яйца, – отшутился пилот.

– Зачем?

– Больше не пригодятся! – смеясь, ответил синеглазый.

Сарматов властно притянул к себе его голову и крикнул:

– Чтобы они при тебе остались, капитан, если десятого в семь по нулям нас с воздуха на точке рандеву не увидишь… к скалам поближе – и рви когти, сечешь?..

– Ты чего, майор? – растерянно переспросил синеглазый.

– Я-то ничего, а вот пакистанские «фантомы» – это уже кое-что. Понял, Рязань косопузая?..

– А как же вы?..

– Мы-то?.. А нам у соседа грушу обтрясти, как два пальца об асфальт! – засмеялся Сарматов и, хлопнув пилота по спине, ушел обратно в салон.

В салоне двенадцать дюжих мужчин. Все они одеты в такую же камуфляжную форму, что и Сармат; у тех, что бодрствуют, усталые глаза, в которых роковой печатью отмечена и тревога, и решительность бывалых бойцов. А четверо, прислонившись спинами друг к другу, безмятежно спали, сидя на полу: гигант с детскими припухлыми губами и густой черной шевелюрой – старший лейтенант Алан Хаутов; цыганского, разбойного обличья, только серьги в ухе не хватает, – капитан Бурлаков, для товарищей просто Ваня Бурлак; с оспенной рябью на скуластом лице и мощной бычьей шеей – подрывник, лейтенант Сашка Силин по прозвищу Громыхала. Он шевелил во сне губами, будто читал невидимую книгу, вздрагивал, время от времени открывал глаза, но тут же снова погружался в забытье. Сарматов перевел взгляд с него на разбросавшего длинные ноги мужественного красавца лейтенанта Шальнова, потом на спину сидящего у блистера капитана Савелова. Словно почувствовав взгляд, Савелов повернулся, поднял на Сарматова въедливые серые глаза и сел перед ним на корточки.

– Игорь, мне передали, что ты не в восторге от моего назначения в группу… Может, настало время расставить все точки над «и» и определиться в наших отношениях? – сказал он и добавил: – Сам понимаешь, дело нам предстоит непустячное и разлад в группе только добавит новых проблем.

– Наши отношения определены уставом и служебными инструкциями, капитан, – пожал плечами Сарматов и отвернулся от его ждущих глаз.

На красивое, точно скопированное с античных монет лицо Савелова легла тень раздражения и неудовлетворенности.

– Зря ты так, Игорь, – огорченно сказал он.

--">