Александр Валерьевич Усовский - Тайник в Балатонфюреде

Александр Усовский Тайник в Балатонфюреде

Моей жене Лене — без которой не было бы написано ни строчки…

Моим венгерским друзьям

Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего.

Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине;

ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое;

ибо он лжец и отец лжи.

Евангелие от Иоанна, глава 8, ст. 44

Я сто раз умирал, я привык

Погибать, оставаясь живым.

Я, как пламя свечи, каждый миг

В этой вечной борьбе невредим.

Умирает не пламя — свеча,

Тает плоть, но душа горяча.

И в борьбе пребываю, уча

Быть до смерти собою самим…

Ю. Семёнов «Дипломатический агент»

Duobus certantibus tertius gaudet^[1]

Пролог

Будапешт, парк Варошлигет, 12 октября 1990 года

— Вы уходите…

— Да, мы уходим. В июне следующего года нас здесь уже не должно быть.

— Максим, вас уже нет. Я имею в виду…

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, Лаци. Именно поэтому я позвал тебя сюда. Давай прогуляемся до Вайдахуньяда, сегодня чертовски хорошая погода для прогулок на свежем воздухе…

Двое неприметных, скромно одетых, немолодых мужчин, свернув с тротуара, идущего вдоль Варошлигети кёрут и уходящего в глубину парка, направились к шпилям видневшегося среди не по-осеннему пышных крон деревьев замка.

Один из них, чуть постарше и повыше ростом, расстегнул плащ и, едва заметно улыбнувшись, сказал:

— Всё меняется — а октябрь в Венгрии по-прежнему тёплый; вон, даже деревья ещё все зелёные!

Его попутчик в ответ вполголоса проговорил:

— Я был мальчишкой в октябре пятьдесят шестого. Тогда здесь было жарче, чем в аду…

Высокий кивнул, улыбка исчезла с его лица.

— Я помню о твоём отце, Лаци…

Второй собеседник вздохнул.

— Я так и не успел с ним попрощаться… В тот день он ушёл на службу, даже не позавтракав… Мама так до конца своей жизни и не простила себе, что не заставила отца поесть. Как будто это могло бы его спасти…

Тот, кого его собеседник назвал Максимом — положил руку ему на плечо.

— Если бы ты оказался в тот день на его месте, в горкоме — ты сделал бы то же самое.

Лайош с горечью ответил.

— Не в этом дело. Беда в другом — с каждым днем я все чаще думаю, что мой отец отдал жизнь напрасно. Защитники горкома — теперь уже не герои. Ещё немного — и они станут злодеями…

Максим махнул рукой.

— Не отчаивайся, дружище. Мутная пена сойдёт… У нас сейчас тоже герои объявляются негодяями, а предатели становятся героями. Такое уж мы переживаем паскудное время… Оно кончится. У нас, в России, говорят — у лжи короткие ноги. Подождём… Когда-то памятники старым героям снова займут свои постаменты.

Лайош недоверчиво покачал головой.

— Боюсь, мы до этого уже не доживём. Слишком яро эти, новые, взялись за слом средней буквы…

— Какой средней буквы?

— Буквы «эн». Венгерская народная республика — сокращённо ВНР. Вот они эту среднюю «эн» и ломают… Ладно, Максим, давай поговорим о наших делах. Что тебя заставило помчаться в нашу глухую провинцию из Москвы, из столицы империи?

Максим вздохнул.

— Москва уже не центр мира, как ты знаешь… А приехал я к тебе по делу, тут ты прав. Тебя, насколько я понимаю, скоро увольняют?

Лайош грустно улыбнулся.

— Правильно понимаешь. Жду приказа со дня на день. Уже и дела подготовил — хотя кому они сейчас нужны?…

— Понятно. Чем дальше собираешься заниматься?

Лайош пожал плечами.

— Мне сорок шесть, на пенсию по выслуге вполне могу выйти… Вот только не уверен, что эти, нынешние, будут платить пенсии бывшим сотрудникам госбезопасности. — И, улыбнувшись, добавил: — У меня есть домик недалеко от Дёндёштарьяна, четыре сотки виноградника сорта «эзерйо» — остались от деда. Стану виноделом! Это ведь так по-венгерски…

Максим кивнул.

— Виноделом — это хорошо. Дослужившись до полковника — только виноделом и становиться…

Лайош развёл руками.

— В нынешней Венгрии полковник — это хуже, чем убийца и растлитель. Слуга антинародного режима! Тем более — полковник госбезопасности. Не «Авош»^[2], конечно, но…

— Ясно. Ладно, виноделие — дело, в принципе, хорошее. Но я бы --">