Клавдий Михайлович Дербенев - Недоступная тайна

для нее сложности вручить ему результаты проверки его агентуры, но вот узнать тайну шифра… Над этим придется поломать голову… и тем не менее Жаворонкова надеялась. Мысль о шифре Бубасова занимала ее последние часы неотступно. Толчок к действиям в этом направлении дал ей сам Бубасов: во время последней встречи он сказал, что тем же способом сделал недоступными для непосвященных, помимо списков агентуры, и другие, не менее важные данные, как имеющиеся при нем, так и оставленные в Мюнхене…

Сказанное Бубасовым взвинтило Жаворонкову. Она знала, что шифровальщики КГБ все это время тщетно трудятся над расшифровкой перефотографированных бубасовских списков. Они применяют все известные приемы и комбинации приемов, но проникнуть в абракадабру Бубасова не могут. Чекистам приходится терпеливо ждать, когда Бубасов сам закончит расшифровку. Только это и отдаляло момент его ареста.

Когда Жаворонкова сказала о своем намерении проникнуть в тайну шифра, ни Ивичев, ни Бахтиаров не стали ее отговаривать. Ивичев только сказал: «Попробуйте. Почувствуете, туго, не будет поддаваться, оставьте и ничего рискованного не применяйте. Помните: достаточно и того, что вы сделали…»

Ровно в девять, открыв своим ключом дверь дома на Речной улице, Жаворонкова вошла. Бубасов встретил ее в прихожей. На нем был черный костюм и белая сорочка с черным узеньким галстуком. Лицо старика было чисто выбрито, и, терзаемый нетерпением, он выглядел осунувшимся и больным.

— Вы плохо себя чувствуете, отец? — заботливо спросила она.

Не отвечая, Бубасов жадно протянул к ней руку.

Всматриваясь в его искаженное лицо, Жаворонкова отдала ему шесть листочков справок адресного бюро, сколотых проволочной скрепкой.

В комнате Бубасов рассмотрел справки. Только на одной из них он увидел: «Выбыл в 1940 году», а на остальных: «Умер», «Умер», «Умер»…

Швырнув на пол бумажонки, Бубасов ринулся к столу и схватил пачку покрытых записями листов. Потрясая ими над головой, он крикнул:

— Если эти подлецы вздумали подохнуть, то вот сколько у меня еще этого христового воинства!..

Он продолжал выкрикивать какие-то бессвязные слова, русские и немецкие, снова русские, в исступлении шелестя бумагой над седой взлохмаченной головой. Глаза его сверкали, лицо перекосилось.

Жаворонкова положила на стул пальто, сняла шляпу и терпеливо ждала, когда вспышка погаснет.

Внезапно Бубасов умолк, застыл на несколько мгновений с поднятыми руками. Им овладела устрашившая его мысль: «Взлетевший орел» теряет крылья… теряет опору… падает в бездну…» Затем он, словно подкошенный, рухнул в кресло перед столом, и его руки с шумом смяли листы бумаги.

Жаворонкова бледная, но спокойная подошла к Бубасову, взяла его руки, пытаясь остановить их судорожное движение:

— Поберегите себя. Вы чрезмерно утомились.

Ровный тон, прикосновение Жаворонковой подействовали на Бубасова. Он разжал пальцы и выпустил скомканные листы. Она стала бережно расправлять бумаги, невольно прочитывая отдельные имена, фамилии, клички агентов.

Бубасов угрюмо уставился на ее руки. Когда все листы были уложены в пачку, он одобрительно кивнул и, вновь загоревшись, с хрипотой в голосе сказал:

— Пусть нас мало осталось, Элеонора, но бороться мы обязаны. Мы еще покажем себя! — он выпрямился и, стукнув кулаком по столу, крикнул: — Я еще не исчерпал тот яд, которым напоили меня в семнадцатом году! Пусть сорок лет борьбы за моей спиной, но я по-прежнему силен для борьбы с господами коммунистами!

Жаворонкова села на стул сбоку стола и мягко сказала:

— Успокойтесь, прошу вас.

Бубасов, как бы соглашаясь с ней, закрыл глаза и замер в неподвижности.

Жаворонкова украдкой взглянула на свои часы.

— Вам много еще осталось работать? — тихо спросила она.

— А что? — открывая глаза, встрепенулся Бубасов и окинул ее внимательным взглядом.

Жаворонкова, прямо глядя на него, ответила:

— Надо скорей закончить расшифровку и начать действовать. Неудача, постигшая нас здесь, еще ни о чем не говорит. Не все же, черт возьми, убрались к праотцам!

Это было сказано резким, по-хозяйски звучащим тоном. Бубасов внимательно рассматривал Жаворонкову, как бы открыв в ней какую-то новизну. Ничего не сказав, он только шевельнул челюстями, словно раскусив что-то.

Она, выждав несколько, продолжала:

— Почему бы мне не заняться расшифровкой? Познакомьте меня --">