Сергей Овчинников - Обращение Вити Кошеля

слышу!

– Приведу.

***

Во двор Колька входил королём! На лавочке снова в одиночестве сидел Витька, лущил семки, щурился на ярком солнце и смотрел теперь выжидательно на медленно приближающегося пацана.

– Ну что, враг повержен? – Витька небрежно выплюнул шелуху.

– Ага. Подбит стремительным тараном! – Гордо воскликнул мальчуган, видимо подражая манерой вальяжно развалившемуся за столом учителю.

– А в кулаке что? – Насмешливо продолжал тот свой допрос.

Вместо ответа Колька разжал кулак. На ладони блестели три пуговицы с обрывками ниток. Колька улыбался теперь уже немного виновато.

– Ну, хорошо хоть не зубы! – Усмехнулся и снова шумно выплюнул шелуху.

Как обычно, некстати появилась мать.

– Ну вот, опять! – Всплеснула руками, брови домиком – уставилась на непутёвого сына. Но тот, вспомнив важное, будто не услышал:

– Мама, завтра последний эшелон с фронта! Пойдем папку встречать!?

Гримаса боли исказила её лицо, как от удара. Она быстро зашла обратно в дом, сунула руку за пазуху. Сложенный вчетверо листок был на месте. Листок со злыми буквами, расплывающимися перед глазами, после которых становилось непонятно, как жить дальше и зачем.

Сделала шаг обратно во двор, но остановилась в дверном проеме, привалившись головой к косяку.

– Я тогда один пойду! – Колька бросил быстрый взгляд на Витьку, по-своему истолковав материно замешательство.

Она хотела что-то сказать ему, одернуть, но горло перехватило. Оттого лишь закрыла глаза и плотно поджала губы. Потом порывисто сунулась к Кольке обнять. Но он вывернулся, зло сверкнув глазами, и скрылся за домом.

Виктор нагнал Кольку, обогнув дом и выйдя на улицу. Тот остановился в нерешительности, и Витька подошёл вплотную.

– Мать не дергай! Она ни при чём! Под сердцем письмо нехорошее носит – тебе показать боится. – Витька говорил быстро, вполголоса. Колька остолбенел:

– Похоронка?

– Почти. «Пропал без вести» там накорябано. – Глядя в расширяющиеся глаза Кольки и по-бабьи скривившийся рот, Витька схватил того обеими руками и несколько раз сильно встряхнул: – Слушай меня! Скажу тебе, хоть и не стоит! Слушай и молчи, понял? – Теперь он уже шипел, злобно вращая глазами вплотную к Колькиному лицу, что до того долетали брызги, и он брезгливо утирался рукавом.

– Он так-то не погиб! На ту сторону сдёрнул, к союзникам – я ему помог, а с меня так взял слово о вас с матерью позаботиться. – Витька криво усмехнулся. – Я и позаботиться! Должок у меня перед ним, что жив. Такая вот петрушка.

Колька стоял, словно громом пораженный.

– П-почему? – Он тихо произнес, вспомнив взгляд встреченного солдата.

– Нельзя ему сюда – так уж вышло. Бежал из плена. До своих не дошёл. Прятался по деревням. Наши наступали – так из сарая у одной немки его вытащили. Десятку лагерей так-то по-любому получил бы. А так свободен – кофий пьет небось, а то и шоколад. Так-то! – Виктор безжалостно выплевывал слова.

К нему вдруг прорвалось из собственного забытого как страшный сон детства. Вспомнил, как его, избитого влежку, возили словно половую тряпку по выстуженному туалету детприемника. От этих воспоминаний каждый раз внутри всё сжималось в нервный болевой комок, а он с тупым упорством продолжал его разматывать. Потому что обязательно надо было добраться, дотянуться до складок памяти, где хранились картинки жестокого, но такого сладкого возмездия. Он и сейчас успел яркой вспышкой увидеть, как маленький Витя расшибал бошки спящим обидчикам своим, как закрывались за ним самим двери с решетками.

«Я тя, малец, щадить не буду. Так хоть что-то в тебе затвердеет. Позаботился вот, скажу, если свидимся с папашей твоим»

– А немочка та очень даже! Вся такая гладкая, чистая. Одета! Я в кино таких только и видел. Приходила к нему повидаться – я в момент даже позавидовал. Я-то в карауле, он под замком. А было время в одном окопе. Война, такое дело! Да, тётя нашим не чета. Нет ты не подумай! Мамка твоя высший класс! Но замарашка в обносках. Любая курва блатная выглядит чище, хоть и ногтя твоей матери не стоит. Но та – тетенька с иконы!

Колька тонул! Сказанное обрушилось оглушающим водопадом. И вот он уже глубоко в какой-то вязкой, затягивающей пучине. Как до войны с отцом на речке, когда он совсем ещё мелкий захлебнулся и пошёл вниз, а отец за волосы выдернул его на воздух с посиневшими губами. Но сейчас отца уже не было! Он почти не слышал Витькиного горячего шипенья про --">