Николай Евгеньевич Псурцев - Несколько способов не умереть

огромные короткопалые кисти рук. В городе остаться не пожелал, хотя ему это было разрешено, а сказал только: «В Лиховку пойду, там батя жил когда-то». И ушел, перевесив двустволку через плечо, — тяжелый и молчаливый. Жил спокойно, охотился, и сведений о каких-либо преступных действиях с его стороны не поступало.

Натужно тарахтя, выплескивая из-под колес комья черной грязи, мотоцикл дотащился до середины улицы.

— К дому не подъезжай, — сказал Ломов, бросив потухшую сигарету, — неровен час, они там уже самогон хлещут, сверни-ка вон к той хатенке забитой. Порасспросим соседей Степана.

Пока он выбирался из коляски, Бойко потопал затекшими ногами, одернул китель, привычно похлопал по кобуре. Ломов повторил его движения, за исключением того, что вместо кителя одернул куртку, а рукоятку пистолета нащупал, сунув руку под мышку.

Тихо было в деревне, вольно как-то, дома ненастоящими казались, ветер в соснах шумел неназойливо, успокаивающе.

— Хорошо! Правда, товарищ капитан? — Бойко потянулся упруго, как после хорошего, доброго сна, и улыбнулся безмятежно, по-детски.

— Угу, — отозвался Ломов и, махнув сержанту рукой, неторопливо двинулся вдоль заборов.

Они не успели сделать и несколько шагов, как на противоположной стороне улицы увидели вышедших из-за заколоченного дома, видимо бывшего магазина, двух людей. Брезентовый плащ одного был наглухо застегнут, на голове его серела кепка. Другой, совершенно лысый, был без шапки. В руках он держал обрез двустволки, держал на изготовку, умело, чуть расслабленно. Лицо Лысого поначалу вытянулось в изумлении — вряд ли он ожидал увидеть здесь работников милиции, — но уже через мгновение по губам его заскользила злорадная улыбка.

«Лихо они сорок километров отмахали. Никто и подумать не мог», — машинально отметил Ломов.

Бойко вмиг замер, слегка согнувшись, скосил глаза на Ломова, увидел, как затвердело у него лицо, сузились глаза, сделались злыми, колючими. Бойко не испугался. Армия и работа в милиции приучила его не спешить в таких ситуациях, но ему вдруг почему-то стало жалко себя. «Не думай об этом. Никакой жалости, — несколько раз сказал он себе, — все обойдется. Мы выкрутимся… Надо думать о том, что предпринять. Только об этом. Так. Интересно, как эта лысая сволочь реагирует на движение».

Сержант чуть сдвинулся с места. Лысый вскинул обрез и сказал спокойно, даже весело:

— Не дергайся, мент, я с тобой потом на разные темы побеседую, когда вот дружку твоему — оперу жакан в кишки вставлю. Уж очень они, опера, вредные, так и жди от них в любой момент какой-нибудь бяки. Ой, а что же ты побледнел, а еще пиджак с погонами носишь…

«Откуда он знает, что Ломов опер, — подумал Бойко, — видел где-нибудь?»

— Да вы чего, — голос сержанта враз осип, — да не опер он, дружинник…

— Погоди, — остановил его Ломов. — Они знают, кто я, им Степан, видать, рассказал.

— Догадливый, — усмехнулся Лысый и смачно сплюнул под ноги. — Только догадливость при тебе и останется. Отловить нас, стервец, приехал? Выкуси, я еще не один годок поживу, пошумлю на шарике этом поганом. А вот ты, гад, получай за души наши загубленные…

Бойко опередил Лысого на долю мгновения, рванулся что есть сил вбок, в сторону от капитана. Он не думал в этот момент ни о чем, просто еще в армии в кровь и плоть ему впиталось строгое воинское правило — береги командира. И сейчас совершенно инстинктивно он отвлекал внимание Лысого на себя. Раскаленный кусок свинца разорвал ему грудь. Отброшенный страшным ударом, он рухнул наземь и, дрогнув, замер.

При звуке выстрела Ломов стремительно прыгнул вправо, и, выдернув пистолет из кобуры, повалился в густую упругую мокрую траву. Прыжок был для Лысого неожиданностью, поэтому он поспешил выстрелить еще раз, и пуля из второго ствола чмокающе вонзилась в тяжелый приземистый забор. А капитан, вытянув вперед руки с пистолетом, уже катился по земле, выстрел за выстрелом посылая в сторону бандита. Сейчас попасть в него было невероятно трудно. Лысый и не пытался этого сделать — перезаряжать обрез под огнем было глупо. Он и его напарник, пригнувшись и петляя, кинулись к заколоченному магазину. Ломов чертыхнулся, потом стремглав поднялся и выпрямился на какие-то секунды. Он хотел посмотреть, как там Бойко. И в десятке шагов от себя увидел застывшее в нелепой позе его тело, его глаза, удивленные, широко распахнутые, недвижные. Сухо щелкнул выстрел, и Ломов --">