Станислав Васильевич Родионов - Быть может

печеньем он не любил. И всё-таки чего-то к кофе не хватало. Ну конечно.

Глеб встал и быстро сходил в переднюю за корреспонденцией — Вера даже ничего не успела спросить. Он раскатал бумажную трубку. Пролежав весь день в ящике, газета уже не пахла типографской краской.

— Что-то упало, — заметила Вера.

Глеб нагнулся и поднял конверт. «Вере Михайловне Кутовой».

— Тебе, — он протянул письмо.

— Господи, от кого это?…

Глеб отпил кофе, забегав глазами по журнальным столбцам. Пить кофе — это просто пить кофе. Читать журнал — это просто читать журнал. Но кофе вместе с журналом доставляли особое удовольствие. Кажется, подобное явление в химии называется синергизмом, когда два сами по себе ничего не значащие компонента давали вдруг сильный эффект.

Чашка опустела. Он звонко поставил её на блюдце и, не бросая взглядом строчек, попросил:

— Ещё одну.

Вера не ответила. И не шевелилась, словно её и не было рядом. Глеб оторвался от журнала и глянул на жену…

Она растерянно смотрела в листок. Разорванный конверт лежал рядом, краснея аляповатой розой.

— Что? — спросил Глеб.

Вера опять не ответила.

— Что случилось? — настойчиво повторил он.

— Ничего не пойму…

Глеб протянул руку и торопливо взял листок. Крупный, чёткий почерк, синие чернила авторучки, мелованная финская бумага… Он стал читать.

«Прекрасная моя незнакомка!

Впрочем, почему незнакомка? Я проследил, где вы живёте и где работаете. Знаю Ваше имя — Вера. Мне достаточно. Я каждый день вижу Вас на улице, иногда иду за Вами, иногда описываю круг, чтобы встретить Вас ещё раз.

Я понимаю — это старомодно. Теперь знакомятся на танцах, на работе, ну, в крайнем случае, в общественном транспорте. Я же хочу познакомиться заочно, точнее, начать с заочного знакомства. Имею на это право, потому что уже два месяца смотрю на Ваши лёгкие ножки и вижу Ваш озабоченный носик. Как сказали бы раньше — обожествляю.

Пока не знаю, есть ли у Вас семья, замужем ли Вы… Да это и не важно. Мне не хочется употреблять затёртое слово «любовь», да ещё «с первого взгляда но то чувство, которое есть во мне, настолько серьёзно и сильно, что я смело говорю — ничто меня не остановит. Ни Ваше замужество, ни Ваша пугливость.

О себе. Я — средний человек. Всё среднее: рост, зарплата, квартира, возраст. Только одно у меня не укладывается в средние рамки — чувство к Вам. Когда вижу Вашу вспархивающую походку или слышу смех, то едва сдерживаюсь, чтобы не подойти. Но когда-нибудь подойду».

Глеб рассмеялся и бросил листок на конверт.

— Кто-то надумал подшутить.

Он глянул на Веру. Та сидела с красными ушами, рассматривая крупные буквы.

— И кому это нужно? — негромко удивилась она.

— Скорее всего, из твоей школы.

— Мужчин у нас нет, а женщины все пожилые, серьёзные.

— Слова-то какие-то дурацкие… «Обожествляет». Как освежает или овеществляет. Писал бы — обожает.

— Смысл разный. Обожать и обожествлять.

— Типичный розыгрыш, — небрежно бросил он и уткнулся в статью о космосе, пытаясь вникнуть в цифры с многочисленными нулями, пока не понял, что перебирает в уме приятелей, способных на подобные шутки. Таких вроде бы не нашлось. Да ведь в чужую душу не влезешь.

Он опустил журнал и опять взял письмо — этот почерк видел впервые. Ну, конечно, обратного адреса на конверте нет.

— А, выбросить. — Она скомкала листок вместе с конвертом.

Глеб успел перехватить её руку. Он разгладил письмо, вложил в конверт и спрятал в кармане пиджака.

— Зачем? — удивилась она.

— На память. Вдруг где увижу этот почерк. — Глеб помолчал и добавил: — Кстати, он тебя хорошо разглядел. Вспархивающая походка, лёгкие ножки, озабоченный носик…

Вера пожала плечами, рассматривая стол. Он хотел о чём-то спросить, но забыл, удивлённый этим сосредоточенным рассматриванием синих полосок на скатерти. Неужели переживает этот пустяк?

— Как понять — лёгкие ножки? Он что, взвешивал их? — хихикнул Глеб.

Она вскинула голову, прищурившись, словно он засветился ярким неоном. Или сморщилась так от его слов…

— Ну-ну, пошутил.

Глеб встал и подошёл к окну.

Дождь всё лил. Пожалуй, не лил, а теперь просто оседал водой на стёкла и дома, потому что капли стали мелкими и почти невидимыми. Ветер крутил эту морось по двору, как в громадной мокрой яме.

— Ты просил кофе? — вспомнила Вера.

— Спасибо, уже не хочу.

Он потрогал конверт, словно --">