Патриция Вентворт - Часы пробили полночь

дорогое рубиновое кольцо. Коридор, где она стояла, был хорошо освещен и покрыт толстым старомодным, но очень ценным ковром, отличавшимся буйством красок — малиновой, ярко-синей, зеленой. Мистер Джеймс Парадайн любил яркие цвета. Мода конца минувшего века не допускала никаких коррективов. Эти цвета господствовали в доме в пору его детства, и с тех пор ничего не изменилось. Если какая-то вещь приходила в негодность, ее заменяли точно такой же, без каких-либо отклонений от шаблона. Все уступки современным вкусам основывались лишь на соображениях практичности. Дом был нашпигован телефонами, повсюду ярко горел электрический свет, комнаты самым приятным образом отапливались при помощи печи в подвале.

Мисс Парадайн отпустила дверную ручку и отошла от двери. Стоя под ярким светом лампы без колпака, она выглядела весьма эффектно. Это была высокая статная женщина, не красавица, но невероятно представительная в своем черном вечернем платье и изящной меховой накидке. На груди у нее мерцала бриллиантовая звезда, а на шее — большое жемчужное ожерелье. Темные волосы, чуть тронутые сединой и стянутые в изящный узел на шее сзади, ниспадали широкими волнами от пробора посредине. Руки и волосы составляли главную прелесть мисс Парадайн. Сестра Джеймса Парадайна после смерти его жены управляла домом вот уже двадцать лет. Сейчас она, нахмурившись, внимательно смотрела в конец коридора. Несомненно, она чего-то ждала и слушала.

Вдруг с пугающей стремительностью ее лицо изменилось. Угрюмость, напряжение, тяжесть исчезли, сменившись широкой обаятельной улыбкой. Мисс Парадайн повернулась и направилась к девушке, которая показалась из дальней комнаты. Девушка шла навстречу медленно — и без ответной улыбки. Она была высоким, красивым, грациозным созданием, с темными вьющимися волосами, белоснежной кожей и темно-синими глазами. Когда густые ресницы скрывали синеву — как, например, в эту минуту, — ее глаза казались черными. Лишь когда девушка широко раскрывала их или внезапно обращала вверх, становилось понятно, что на самом деле они напоминают цветом сапфиры или морскую воду на глубине. Это была приемная дочь Грейс Парадайн — Филида Рэй, двадцати трех лет.

Она шагала по коридору в длинном белом платье, с ниткой жемчуга, подаренной на двадцать первый день рождения, — превосходный жемчуг, тщательно подобранный, ее единственное украшение. На красивых пальцах ни одного кольца, ногти покрыты ярко-красным лаком…

Грейс Парадайн положила руку на плечо девушки и повернула кругом.

— Прекрасно выглядишь, дорогая. Но ты такая бледная…

Черные ресницы поднялись и опустились, обнаружив ярко-синие глаза, — слишком быстро, чтобы можно было понять, не кроется ли в них гнев. Безупречно сдержанно Филида произнесла:

— Правда, тетя Грейс?

Мисс Парадайн вновь ласково и обаятельно улыбнулась:

— Да, милая, правда.

Она тихо рассмеялась и ласково провела пальцами по обнаженной руке девушки, от плеча до пунцовых ноготков.

— Между нами говоря, детка, на мой взгляд, необязательно брать на себя так много. И тогда, ради нашего праздника, на твоих щеках расцвели бы розы…

— Зимние розы — белые, — ответила Филида со странным легким смешком и направилась к лестнице.

Мисс Парадайн шла рядом. Филида высвободила руку. Они спускались вместе, но по разные стороны лестницы. Грейс Парадайн держалась за массивные перила красного дерева.

— Просто ужасно, что тебя заставили дежурить на Рождество, — сказала она.

— Я сама вызвалась.

Мисс Парадайн ответила не сразу. Она улыбнулась:

— В любом случае, милая, так приятно, что сейчас ты здесь. Долго пробудешь у нас?

— Не знаю, — сказала Филида.

— Но…

Девушка остановилась, бросила на приемную мать взгляд, который мог показаться умоляющим, и поспешно произнесла:

— Мне разрешили остаться на неделю, если я захочу, но, честно говоря, сомневаюсь. Лучше я буду работать. — В ее голосе зазвучали мятежные нотки. — Не смотрите так, я сказала это не для того, чтобы вас обидеть. Просто… ну… вы понимаете.

Мисс Парадайн тоже остановилась и крепче ухватилась за перила. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выказать огорчения, и она блистательно с этим справилась. Слова Грейс были исполнены сочувствия:

— Понимаю. Не нужно принуждать себя. Но в конце концов здесь твой дом, Фил. Это уже что-то, не правда ли? --">