Морис Леблан - Превращения Арсена Люпена

Рауль, не будучи представлен ему по всей форме, осмелился попросить руки его дочери, барон пришел в такое бешенство от дерзости этого желторотого юнца без положения и связей, что немедленно выгнал бы его взашей, если бы только юноша не смотрел на него так, как смотрит укротитель на свирепого зверя.

Именно после этого злосчастного визита, а также надеясь стереть воспоминание о нем из памяти Рауля, Кларисса дважды совершила ошибку, открыв ему дверь своего будуара. Опасное безрассудство, которым и воспользовался влюбленный юноша.

В то утро, пока Рауль прятался в соседней комнате, Кларисса, сославшись на недомогание, попросила принести обед в ее покои. А потом они долго сидели у открытого окна – нежно обнявшись, еще помня сладость недавних поцелуев… и, несмотря на свое грехопадение, безгрешные.

И однако, Кларисса не могла сдержать слез…

Шли часы. Свежий ветер с моря летел над равниной и ласкал их лица. Перед ними, в низине, за большим, обнесенным оградой садом, раскинулись поля, сияющие солнечно-желтым рапсом; справа тянулся до самого Фекана белый контур высоких скал, а слева виднелись залив Этрета, Порт-д’Эваль и острие огромной скалы Игла Бельваль.

Он тихо произнес:

– Не грусти, любимая. В нашем возрасте жизнь так прекрасна, и она станет еще прекраснее, когда мы устраним все препятствия! Не плачь.

Кларисса утерла слезы и, взглянув на него, попыталась улыбнуться. Рауль был так же строен, как она, но широк в плечах – изящный и сильный одновременно. На энергичном лице сияла лукавая улыбка и искрились весельем глаза. Бриджи и куртка, под которой виднелось белое шерстяное трико, подчеркивали необыкновенную гибкость его тела.

– Рауль, Рауль, – сказала Кларисса печально, – даже сейчас, когда вы смотрите на меня, ваши мысли далеко! Вы больше не думаете обо мне после того, что произошло между нами! Как такое возможно? О чем вы размышляете, Рауль?

Смеясь, он ответил:

– О вашем отце.

– О моем отце?

– Да, о бароне д’Этиге и его гостях. Как господа такого почтенного возраста могут тратить время на убийство в скалах бедных невинных птиц?

– Это просто развлечение.

– Вы уверены? А я, признаться, заинтригован. Послушайте, я бы поверил в это, если бы на дворе не стоял славный тысяча восемьсот девяносто четвертый год… Вы не обидитесь?

– Говорите, друг мой.

– Так вот, кажется, они играют в заговорщиков! Да, уверяю вас, Кларисса… Маркиз де Рольвиль, Матье де ла Вопальер, граф Оскар де Беннето, Ру д’Эстье – все эти знатные господа из Ко находятся в сговоре.

Она нахмурилась:

– Вы говорите глупости, друг мой.

– Но вы слушаете меня с таким очаровательным видом, – ответил Рауль, убежденный, что она ничего об этом не знает. – И смо́трите на меня в ожидании, что сейчас я расскажу вам нечто важное!..

– Нечто важное о любви, Рауль.

Он порывисто обхватил ее голову:

– Вся моя жизнь – это любовь к тебе, драгоценная моя. Если передо мной возникла задача и я жажду ее разрешить, то лишь ради того, чтобы добиться твоей руки; Кларисса, представь только: твой отец – заговорщик, он арестован и приговорен к смерти, но вдруг появляюсь я и спасаю его. Разве после этого он может не позволить нам пожениться?

– Он сдастся рано или поздно, друг мой.

– Никогда! Нет ни единого шанса… и неоткуда ждать помощи…

– У вас есть ваше имя… Рауль д’Андрези.

– И даже этого у меня нет!

– Как это – нет?

– Д’Андрези – девичья фамилия моей матери, которую она вернула себе после смерти отца по требованию своей семьи, возмущенной ее браком.

– Почему? – спросила Кларисса, несколько ошеломленная этим признанием.

– Почему? Потому что мой отец не мог похвастаться знатным происхождением и был беден, как Иов… Простой учитель… и учитель чего? Гимнастики, фехтования и бокса!

– Каково же ваше настоящее имя?

– Ах, оно самое заурядное, бедная моя Кларисса.

– Какое именно?

– Арсен Люпен.

– Арсен Люпен?

– Оно совсем не звучное, и его стоило поменять, вы согласны?

Кларисса была потрясена. Какое имя он носил, для нее не имело значения. Но в глазах барона частица «де» перед фамилией была первейшим достоинством будущего зятя…

Однако она тихо сказала:

– Вам не следовало отрекаться от своего отца. Нет ничего постыдного в профессии учителя.

– Ничего постыдного, – согласился Рауль, смеясь, и этот смех причинил боль Клариссе, – и признаюсь, что я нагло воспользовался уроками бокса и гимнастики, которые он --">