Кристианна Брэнд - Не теряй головы

ускорила процесс, заслышав голоса за стеклянными дверями. Выскочивший на террасу черный таксик немедленно принялся разнюхивать, что здесь нового. Вслед за ним показались Венис Голд и ее сестра Фрэнсис.

Мисс Морланд, уже полчаса их дожидавшаяся, разумеется, была сама не своя от удивления.

– Ах, миссис Голд! Мисс Харт! Как вы меня напугали! Я как раз собирала вещи, хотела тихонько уйти к себе в норку, как маленькая мышка. Чтобы никому не мешать!

– А не хотите сперва выпить чаю? – вежливо спросила Венис. – Мистер Пенрок велел вас привести.

– Можно мы сначала посмотрим вашу картину? – спросила Фрэн.

Она успела подзабыть, как выглядят обычно картины мисс Морланд.

– Когда снег, все такое красивое, правда? И даже эти неряшливые холмы становятся какими-то осмысленными, и эти черные деревья, и железная дорога убегает вдаль…

Сестры остановились перед мольбертом.

«Какие они красавицы!» – печально думала Грейс. Венис, к счастью, уже вышла замуж за этого ужасного еврея, Генри Голда, зато Фрэнсис свободна – слишком даже свободна, и до того хорошенькая, что в груди щемит. Венис вполне соответствует фамилии Голд. Золотая паутинка – смотришь на нее, и кажется – вот-вот подует ветерок и унесет ее в зачарованную страну. Фрэнсис тоже высокая, стройная как тростинка, у нее такие же изящные руки и узкие ступни с высоким подъемом, но чувствуется в ней какая-то отвага, словно она готова помериться силами с целым светом и беззаботно выйти победительницей. По контрасту со светловолосой сестрой-двойняшкой Фрэнсис брюнетка: черные волосы вьются мягкими локонами, темные глаза сияют, полные губы накрашены ярко-алой помадой, и вся она – словно тропический цветок, что внезапно расцвел в этом сугубо английском саду. «Цветы! – мрачно думала Грейс Морланд. – Паутинки!» Если бы Грейс была цветком, то типично английским. Скажем, колокольчиком, который неплохо смотрится в лесу, а подойдешь поближе – блекнет и увядает. Будь она паутинкой, то самой обыкновенной, пыльной серой паутиной, без всяких там золотых искр. Куда уж ей тягаться с этим буйством восхитительных красок, с молодостью и весельем сестер Харт, с торжеством жизни, которым веет от их сияющих глаз и нежных рук? В ее-то тридцать восемь, какие могут быть шансы у Грейс?

Они стояли перед картиной, обняв себя за плечи на холодном ветру.

– Азиз, лапочка, только не на мольберт мисс Морланд! – выговаривали они песику, а неизменно вежливая Венис добавила: – Как мило, мисс Морланд! Колокольня… Очень, очень мило!

Фрэн оказалась безжалостней. Всегда предельно честная с собой, она не умела лицемерить – даже из вежливости, даже из милосердия. Она искала, что бы хорошего сказать о картине, но правда вырвалась наружу:

– А почему вы рисуете колокольню? Она же такая уродливая!

Бедняжка! Не умеет ценить прекрасное, только и всего. Если человек сам не понимает, бесполезно ему объяснять, как красива колокольня старинной церкви, проглядывающая сквозь голые ветви деревьев, когда справа от нее расположена небольшая рощица, которую так удачно уравновешивает слева чудный маленький коттедж мисс Морланд. И никаких трудностей с перспективой: одни только крыши виднеются над верхушками яблонь из сада мистера Пенрока.

– Кстати, – сказала Фрэнсис, рассматривая акварель в подступающих сумерках, – это же лес, где убили судомойку?

Судомойка – не Пенрока и не Грейс Морланд, а просто чья-то судомойка – раз под вечер, прошлым летом, попрощалась со своим кавалером, а потом ее нашли в жутком виде: руки бедняжки были связаны за спиной ее же собственным поясом, а голова отделена от тела одним взмахом косы. Коса лежала тут же, рядом. Тело, голова и орудие убийства были небрежно свалены под деревом, словно убийце вдруг надоело зловещее занятие и он его бросил, не стараясь даже скрыть улики. Именно благодаря такой небрежности полицейским оказалось невероятно трудно найти хоть какую-нибудь зацепку. Ни зловещего свертка с метками из прачечной, ни хирургически умело расчлененного трупа, ни веревки, завязанной характерным морским узлом. Ухажера, конечно, сразу нашли и тщательнейшим образом допросили, так же как подруг и родных, но все без толку. Несколько жалких шиллингов остались нетронутыми в сумочке покойницы. Аляповатую брошку сорвали с платья, а затем – вероятно, рассмотрев и сочтя дешевкой – швырнули на труп. Кроме этого несчастного тела, в лесочке не осталось никаких следов ночного ужаса. --">