Дэвид Стюарт Дэвис - Шерлок Холмс и хентзосское дело

Дэвид Стюарт Дэвис Шерлок Холмс и хентзосское дело

Роджеру Джонсону, другу и такому же шерлокоману, чьи наблюдения и советы сыграли большую роль в создании этой книги.

Предисловие

События, связанные с этим приключением, которое мне посчастливилось разделить с моим другом Шерлоком Холмсом, умнейшим и лучшим из известных мне людей, происходили в 1895 году. Делая заметки в своём блокноте, я уже тогда понимал, что мир ещё не готов услышать полное описание этого дела, пока в мире что-то не изменится. Однако перемены, произошедшие с ним за последовавшие годы, оказались для меня полной неожиданностью.

С началом века растущее напряжение в Европе прорвалось массовыми убийствами в Сараево, стремительной войной, способной положить конец всем другим войнам. Вклад старушки Европы в развитие мировой истории XIX века был неоценим, но сейчас она лежала на смертном одре. Частично виной тому стали ошибки и слабость её политиков, в остальном же сказалась неспособность справиться с разрушительной силой и властью, которой это развитие её наделило. В воздухе отчётливо витали вдохновлённые юными идеалистами настроения о невозможности развития без разрушения. Эти глупцы были готовы броситься навстречу неизвестному, принципиально иному будущему. Для Европы это означало гибель монархии: Старый Свет оказался в плавильном котле, где в пламени войны безвозвратно таяли былые убеждения и династии. В том же огне находилось и королевство Руритании, основное место событий, о которых и будет рассказано далее.

Дым сражений рассеялся только к 1918 году, и тогда я решил, что мне больше ничто не мешает приоткрыть завесу тайны над этой историей. Однако я понимал, что даже тогда публиковать мемуары было ещё рано, поэтому просто положил свои записи об этом и многих других не преданных огласке дел Шерлока Холмса в старый, потрёпанный годами путешествий жестяной посылочный ящик и направил в хранилище «Кокс энд К⁰» на Чаринг-Кросс. В своём завещании я определил, что спустя пятьдесят лет после моей смерти, когда никого из действующих лиц этой драмы уже давно не будет в живых, миру наконец будет поведана история о Хентзосском деле.

Джон X. Уотсон,

доктор медицины Лондон,

6 мая 1919 года

Глава первая Полковник Сапт

Я часто размышлял о том, что большинство дел, расследованных моим другом, знаменитым сыщиком Шерлоком Холмсом, и имевших драматическую завязку, приходило к не менее трагическому финалу. И дело, о котором я собираюсь вам сейчас поведать, — самое яркое тому подтверждение. Эти события угрожали миру в Европе и чуть не стоили жизни нам самим.

В тот ранний вечер 1895 года, когда мы с Холмсом прогуливались по Гайд-парку, ничто не предвещало начала приключений. Мой друг мучился бездействием, и когда воздух в нашей гостиной стал совершенно невыносимым из-за его любимого крепкого табака, я настоял на том, чтобы мы вышли на улицу. Холмс с неохотой согласился.

Мне всегда казалось, что жителям больших городов гораздо проще да и интереснее наблюдать за сменой времён года, чем обитателям сонных селений. Великолепные лондонские парки и пронизывающие столицу аллеи словно становились символами уходившего сезона. Их изменчивые черты становились вязью на геральдике самой природы: резкие чёрные и серые зимние тени, свежая зелень и розовые бутоны весны, летняя роскошь листвы и янтарные с золотом оттенки осени. Прогулка по Лондону всегда давала прохожему возможность заглянуть в прекрасное своим непостоянством лицо матери-природы.

В том году выдалось чудесное лето, но уже в первые недели сентября деревья окрасились лёгкими медными оттенками. Проходя вдоль свинцовых вод озера Серпентин, я заметил, что вёсельные лодочки, так популярные летом, уже исчезли, и это ещё раз напомнило мне, что самый яркий сезон года уже позади. Повернув домой, мы ощутили, что вечера уже стали прохладными, а ветер, игравший с первыми опавшими листьями, — порывистым.

— Какими бы знаниями и силой человек ни обладал, Уотсон, он по-прежнему бессилен против времени, — заметил мой друг с меланхолической ноткой в голосе. — Оно неумолимо. Хоть Шекспир и называет нас «венцом всего живого», но мы, друг мой, по-прежнему рабы времени.

Большую часть дня Холмс и так был угрюм и молчалив, и, казалось, умирающая природа лишь обострила его traedium vitae^[1]. --">