Агата Кристи - Свидание со смертью

Агата Кристи Свидание со смертью

Ричарду и Майре МЭЛЛОK — в память об их поездке в Петру

(Эркюль Пуаро — 21)

Часть первая

Глава 1

— …ты же понимаешь — ее необходимо убить!

Эта фраза вдруг вторглась в безмятежное молчание ночи, на мгновенье как бы зависнув в воздухе, а потом уплыла во мрак — в сторону Мертвого моря^[1].

Рука Эркюля Пуаро застыла на створке, но он тут же решительно захлопнул окно, чтобы немедленно оградить себя от коварной ночной прохлады. Пуаро был твердо убежден, что свежий воздух полезен исключительно на улице, но никак не в комнате, а холодный ночной воздух попросту опасен.

Он аккуратно задернул шторы и с умиротворенной улыбкой стал укладываться спать.

«Ты же понимаешь — ее необходимо убить!» И это услышал именно он, Эркюль Пуаро, в первый же вечер по прибытии в Иерусалим^[2].

— Нигде не скрыться! Кто-то опять жаждет крови! — проворчал великий сыщик. Он снова улыбнулся, вдруг вспомнив забавный анекдот об Энтони Троллопе^[3].

Как-то пересекая на пароходе Атлантику, Троллоп нечаянно подслушал разговор двух пассажиров, обсуждавших его последний роман.

«Очень неплохо, — заявил один из них, — но старуха несносна — ее надо убить».

«Джентльмены, — лучезарно улыбнувшись, тут же вскричал писатель, — весьма признателен вам за совет — я сейчас же сяду за письменный стол и быстренько ее укокошу!»

А вот откуда взялась фраза, подслушанная им сейчас? Кто-то пишет роман или пьесу, решил он.

И, все еще улыбаясь, подумал: «Как знать, возможно, мне еще придется вспомнить эти слова: вдруг кто-нибудь и впрямь что-то такое затевает».

Ему вспомнился и голос, произнесший их: напряженный, звенящий от волнения…

Голос был мужским, точнее, юношеским…

Повернувшись, чтобы погасить ночник, Пуаро подумал: «Этот голос я легко бы мог узнать».

Облокотившись на подоконник и склонившись поближе друг к другу, Рэймонд и Кэрол Бойнтон вглядывались в синюю ночную мглу. Рэймонд, волнуясь, повторил:

— Сама понимаешь — ее необходимо убить.

Кэрол поежилась.

— Это ужасно! — Голос у нее был низкий, хрипловатый.

— Не ужасней, чем все это!

— Наверное.

— Так не может продолжаться, — с жаром сказал Рэймонд, — пойми. Надо что-то делать. Но единственное, что мы можем, это…

Кэрол, сознавая, как неубедительно звучат ее слова, робко предложила:

— А если убежать? Думаешь, не получится?

— Не получится, — хмуро буркнул он. — Ты сама прекрасно это знаешь.

Она опять поежилась:

— Знаю, Рэй, конечно, знаю.

Он вдруг с горечью рассмеялся:

— Нас запросто можно принять за каких-то ненормальных — что нам, собственно, мешает уехать куда глаза глядят?

— Наверное, мы и вправду ненормальные, — задумчиво сказала Кэрол.

— Это уж точно! Во всяком случае, скоро совсем спятим. А может, уже спятили: стоим тут и деловито обсуждаем, надо ли убивать собственную мать.

— Она нам не мать! — резко оборвала его Кэрол.

— Это верно. — Воцарилось молчание, затем Рэймонд как бы вскользь спросил:

— Так ты согласна, Кэрол?

Ответ Кэрол был решительным и твердым:

— Да, я считаю, что она должна умереть. Должна… — И вдруг заговорила горячо и страстно:

— Она сумасшедшая… я уверена в этом! Будь она в здравом уме, разве стала бы она нас так мучить? Сколько лет мы все твердим: так жить больше нельзя — и живем! Уговариваем себя: она когда-нибудь умрет — а она и не собирается… По-моему, она никогда не умрет, если только…

— Если только мы сами ее не убьем, — четко и жестко продолжил Рэй.

— Выходит, так, — согласилась Кэрол, крепко стиснув край подоконника.

Рэймонд говорил подчеркнуто спокойно, лишь изредка голос его срывался, выдавая волнение.

— Сделать это могут только два человека — я или ты. Понимаешь, почему? Если мы втянем в эту историю Леннокса, волей-неволей это затронет и Надин. И уж конечно — ни слова Джинни.

Кэрол вздрогнула.

— Бедная Джинни. Я так боюсь за нее.

— Знаю. Ей стало хуже, да? Тем более нам надо поторопиться… Иначе будет поздно!

Внезапно Кэрол выпрямилась и резким движением отбросила со лба каштановую прядь.

— Рэй, — сказала она, — а тебе не приходит в голову, что этого делать нельзя?

Он ответил все тем же нарочито-бесстрастным тоном:

— Почему же --">