Артур Игнатиус Конан Дойль - Пестрая банда

говорила о тех пестрых платках, которыми цыганки повязывают голову.

Гольмс покачал головой с видом человека, далеко неудовлетворенного этими объяснениями.

— Тайна остается тайной, — заметил он. — Будьте добры, продолжайте.

— С тех пор прошло два года, и моя жизнь за этот период до последнего времени была одинока и печальна, как никогда. Но месяц тому назад один дорогой друг, которого я знала много лет, сделал мне честь предложить свою руку и сердце. Его имя — Эрмитэдж, Перси Эрмитэдж, второй сын м-ра Эрмитэджа из Крэн Уатера, близ Ридинга. Отчим ничего не имеет против моего выбора, и весной мы будем обвенчаны. Два дня назад в западном крыле дома началась необходимая перестройка, стену в моем спальной разломали и я принуждена была переселиться в комнату сестры, где она скончалась, спать на той постели, где спала она. Вообразите же себе мой ужас, когда сегодня ночью, в то время, как я лежала в постели без сна и вспоминала трагическую кончину сестры, я вдруг услышала среди ночного безмолвия тихий свист, который был вестником смерти для моей бедной сестры. Я вскочила с постели и зажгла лампу, но в комнате не было никого. Я была слишком потрясена, чтобы снова лечь спать, а потому оделась, и как только рассвело, тихонько вышла из дома, наняла повозку в трактире, который стоит против нас, и отправилась в Литергид, а оттуда к вам, чтобы все рассказать и спросить вашего совета.

— Вы поступили очень мудро, — заметил мой друг. — Но все-ли вы мне рассказали?

— Все.

— Нет, мисс Ройлотт, не все. Я вижу, что вы выгораживаете своего отчима.

— Что вы хотите сказать?

Вместо ответа Гольмс откинул волан из черного кружева, обрамлявший рукав гостьи. На белой нежной руке ясно отпечатлелись следы грубых, сильных пальцев.

— С вами обошлись жестоко, — проговорил Гольмс.

Лэди вспыхнула и поспешно закрыла руку кружевом.

— Он суровый человек, — сказала она, — и не умеет себя сдерживать.

IV

Наступило долгое молчание, во время которого Гольмс сидел, опершись подбородком на руки и устремив глаза на яркое пламя камина.

— Дело это очень таинственно, — произнес он, наконец. — Есть множество деталей, которые необходимо изучить прежде, чем я приступлю к действию. Однако мы не должны терять ни минуты. Если мы отправимся в Сток-Морен сегодня, удастся ли нам осмотреть спальню без ведома доктора Ройлотта.

— Он собирался сегодня ехать в город по какому-то важному делу. Очень может быть, что он пробудет в городе весь день, и вам ничто не помешает. У нас теперь есть ключница, но она стара и глупа, и мне не трудно будет удалить ее под каким-нибудь предлогом.

— Превосходно. Вы ничего не имеете против поездки, Уатсон?

— Конечно, ничего.

— В таком случае мы отправимся вдвоем. Вы теперь куда направитесь, мисс Ройлотт?

— У меня есть кое-какие дела в городе. Покончив их, я возвращусь домой с двенадцатичасовым поездом и буду готова принять вас, когда вы приедете.

— Если так, мы приедем вслед за вами. Теперь мне надо заняться делами. Не останетесь ли вы позавтракать с нами?

— Нет, я должна торопиться. На сердце у меня стало легче, когда я исповедалась вам во всем. Надо приготовиться к вашему приезду.

Она закрыла лицо густым черным вуалем и вышла из комнаты.

— Что вы думаете обо всем этом, Уатсон? — спросил Шерлок Гольмс, откидываясь на спинку кресла.

— Дело кажется мне чрезвычайно загадочным и ужасным.

— Да, пожалуй, что и так.

— И, однако же, если мисс Ройлотт говорит правду, что полы и стены не имеют ничего подозрительного, и что через окно, дверь или камин никто не мог проникнуть в спальную, то приходится предположить, что ее сестра была абсолютно одна, когда встретила свою необъяснимую и ужасную кончину.

— Но что же означает этот полночный свист, и как понять странные слова умирающей?

— Не знаю, что и думать.

— Если скомбинировать в своем воображении все детали: полночный свист, близкое соседство бродячих цыган, которые были в дружеских отношениях с доктором Ройлоттом; наконец, самого доктора, который был заинтересован материально в судьбе своих падчериц и ради личных выгод мог не желать их замужества; если прибавить к этому предсмертные слова умирающей насчет «банды», и тот факт, что мисс Елена Стонер слышала металлический звук, который мог произойти от того, что из ставни вынули железный болт, то я полагаю, что на основании всего этого --">