Геннадий Русланович Хоминский - «Черный тюльпан». Повесть о лётчике военно-транспортной авиации

увидел, что кусок остекления, до этого барабанивший по железу, исчез. Видимо, лопнул державший его торс. Алексей сидел на своём месте, судорожно, так что побелели кисти рук, сжимал штурвал. По лицу его текла кровь. Она залила ему всю куртку, капала на руки и на штурвал. Я сконцентрировал свой взгляд на земле – она была непривычно близка. Но мы не падали, а продолжали планировать. Под нами были виноградники, я хорошо видел убегающие под носовой обтекатель ряды. Видел деревянные столбы, к которым была привязана проволока, видел лозу, плетущуюся между проволокой, видел маленькие зелёные листики. В мозгу пронеслась мысль – нельзя концентрировать своё внимание на отдельных деталях, нужно уметь видеть всю картину целиком.

Максим отцепил руки мёртвого Алексея от штурвала и стал помогать мне держать его. Я мгновенно осмотрел землю. Под нами простирался виноградник, впереди – очень близко – был холм. Внутри у меня всё похолодело. Мы неслись прямо на него. Я ничего не мог поделать. Не мог задержать снижение, не мог отвернуть ни в какую сторону. Любая попытка повернуть штурвалом приводила к тому, что самолёт норовил клюнуть носом вниз, к очень близкой земле.

– Командир, ты спасёшь нас?

Я оглянулся: это Виталик, он стоял сзади меня. Рядом с ним стоял Максим. Их глаза смотрели на меня, я был их единственной надеждой.

– Экипаж, приготовиться к аварийной посадке, садимся на брюхо, выключить первый и второй, – громко и чётко сказал я.

Все встрепенулись и кинулись на свои места. Я начал сильно прижимать самолёт к земле, чтобы успеть шлёпнуться на брюхо и, возможно, пропахав несколько сот метров по земле, успеть остановиться перед склоном холма, на котором уже были видны дувалы. Я представил себе, как мы выскочим из кабины, и я заору во всё горло: «Живы!!!»

Но самолёт, хотя двигатели были остановлены и винты поставлены на упор, никак не хотел снижаться. Нажимать на штурвал было опасно, так как самолёт мог клюнуть носом вниз. Мне вдруг представилась мама. Она улыбалась и говорила: «Боже правый, Боже крепкий. Спаси и сохрани! Спаси и сохрани!» И после этого крестилась. И я понял, что спасти ни себя, ни своих ребят я не смогу. «Боже – спаси и сохрани, Боже – спаси и сохрани», – как заклинание я твердил эти мамины слова.

Наконец самолёт почти мягко коснулся земли. Затем затрещали шпангоуты, фюзеляж рвался на части. Я со всей силы оперся руками в штурвал. На нас неукротимо и страшно надвигался склон холма. Я видел дувалы, видел деревья с цветами. Я видел землю, видел то место, которое станет нашей последней точкой на Земле. Нос самолёта стало сминать надвинувшейся землёй. Моё тело рвали на куски привязные ремни. Вдруг всё окрасилось красн…

Когда в оазисы Джелалабада,

Свалившись на крыло, «тюльпан» наш падал,

Мы проклинали все свою работу,

Опять бача подвёл потерей роту.

В Шинданде, в Кандагаре и в Баграме

Опять на душу класть тяжёлый камень,

Опять нести на родину героев,

Которым в двадцать лет могилы роют.

Которым в двадцать лет могилы роют.

Но надо добраться, надо собраться,

Если сломаться,

То можно нарваться и тут.

Горы стреляют, «стингер» взлетает,

Если нарваться,

То парни второй раз умрут.

И мы идём совсем не так, как дома,

Где нет войны и всё давно знакомо,

Где трупы видят раз в году пилоты,

Где с облаков не валят вертолёты.

И мы идём, от гнева стиснув зубы,

Сухие водкой смачивая губы.

Идут из Пакистана караваны,

А значит, есть работа для «тюльпана».

И значит, есть работа для «тюльпана».

А. Розенбаум

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Минут через тридцать к месту крушения Ан-12 подлетело 2 вертолёта с десантной группой и санитарный вертолёт. Приземлились метрах в 200 от пылающего самолёта – вернее, от обломков самолёта. Ни одной целой детали видно не было. Горело жарко, близко не подойти. Горел кишлак, находящийся на склоне холма, в который врезался самолёт. Самолёт сначала упал на виноградник и пропахал целую траншею, потом уже врезался в склон холма. По винограднику были разбросаны цинковые гробы. Деревянная обшивка с них слетела от удара. Груз 200, который перевозил самолёт. Десантники быстро прошлись по тому, что осталось от кишлака. Были слышны короткие автоматные очереди. Произвели зачистку. Заняли круговую оборону. Санитары собрали гробы в одну кучу. Больше им делать было нечего, и они быстренько улетели. Вскоре прилетел ещё вертолёт, на нем --">