Вера Александровна Морозова - "Привлеченная к дознанию..."

какой-то тенистой улице, но потом повернула к ближайшей трамвайной остановке.

Розалия Самойловна сильно волновалась и даже, признаться, побаивалась предстоящего разговора с Ильичем. Тяжелые времена наступили после съезда. Меньшевики стремились захватить руководящие партийные органы, отстранив ленинцев. Землячке стало так трудно, что она вышла из Центрального Комитета — сил не хватило. Шаг, к несчастью, самовольный...

Вот она и тревожилась, как Ильич отнесется к ее поступку. Правда, она долго и мучительно ругалась с «примиренцами», но ведь так и недоругалась. А меньшевики совсем распоясались. Даже Ильича принудили выйти из редколлегии «Искры». Подумать страшно: «Искра» стала меньшевистской!

В прошлый приезд она побывала в экспедиции «Искры». Готовили очередную партию. Провалилось уже несколько агентов на границе. Эту партию готовили для отправки морем. Надежда Константиновна горячим утюгом проглаживала четвертушки газет, плотно паковала их и обшивала водонепроницаемой материей. Работа тяжелая, кропотливая. Но Землячка до сих пор не может забыть счастливого лица Крупской: газета шла в Россию...

А теперь?.. Что делать?

Землячка вышла из трамвая на полдороге. Глянула на часы. Рано, очень рано. Она присела на скамью в скверике, решила повременить. На велосипеде проехал трубочист с металлической щеткой на шее. «Как герой сказок Андерсена», — подумала она и вновь глянула на часы. Нет, ждать решительно невмоготу. Она подхватила чемодан и опять зашагала к трамвайной остановке. Вагон почти пустой. В зеркальных окнах замелькали улицы, дома, скверы... Но вот уже появились рабочие в синих блузах, мелкие торговцы, крестьяне с тяжелыми плетеными корзинами.

— Rue de Davide, — объявил кондуктор с потертой кожаной сумкой.

Землячка вышла.

В маленькой кухоньке она встретила мать Надежды Константиновны. Елизавета Васильевна собиралась на рынок, но, увидев гостью, отложила свою корзинку и принялась варить кофе.

А вскоре уже гостья оказалась в небольшой комнатке Ильича. Железную кровать покрывал плед. У раскрытого окна — письменный стол с книгами, журналами и газетами.

— У окна сидеть не опасаетесь? — спросил Владимир Ильич с обычной предупредительностью. — Час ранний, недолго простудиться. Да и ветерок свежий с озера. Пожалуй, лучше закрыть, а?

Землячка горько усмехнулась:

— Нет, свежего ветра я не боюсь. А вот меньшевиков и «примиренцев»...

Ильич внимательно на нее взглянул. И, помолчав, сказал решительно:

— Нуте, выкладывайте все, что есть!

Многое накипело на сердце у Розалии Самойловны за эти месяцы. Она говорила быстро, сбивчиво, но Владимир Ильич не прерывал ее.

— Не смогла я, Владимир Ильич, ужиться в ЦК. Работать с «примиренцами»? Невозможно. Васильева арестовали, Зверева арестовали, а они воспользовались и фактически захватили ЦК. Обстановка невыносимая, предельно напряженная. Быть с меньшевиками в одних организациях?! Нет и нет!! В партии назревает кризис...

Владимир Ильич выслушал ее и негромко сказал:

— Интриганству меньшевиков можно только удивляться. Вот один из образчиков. — Он остановился около стола, покопался в бумагах и протянул Землячке письмо. — Полюбуйтесь.

Розалия Самойловна быстро пробежала глазами:

«Итак, первая бомба отлита, и — с божьей помощью — Ленин взлетит на воздух. Я придал бы очень большое значение тому, чтобы был выработан общий план кампании против Ленина, — взрывать его, так взрывать до конца, методически и планомерно... Как бить Ленина, вот вопрос».

Землячка побледнела от возмущения. Владимир Ильич посмотрел на нее и твердо закончил:

— У нас есть лишь один выход: немедленный созыв съезда. И никакие уловки, никакая старчески-озлобленная ругань не спасет меньшевиков.

В этот раз она совсем недолго пробыла в Женеве. Зато почти ежедневно виделась с Ильичем. В Женеве собралась тогда довольно большая группа друзей-единомышленников, с которыми в условиях России и встретиться не так просто. Днем работали, а вечерами собирались в столовой у Лепешинских. Кто-то играл на скрипке. И тогда шумная столовая затихала. Она вспоминала с Красиковым Екатеринослав и свое бегство. Сражалась с Гусевым в шахматы. А главное — слушала Ильича.

Гусев становился у старенького пианино, взятого напрокат, и, запрокинув голову, пел сочным баритоном. Как Ильич любил Глинку, как заслушивался он песнями про раздольную Волгу, про удалого --">