Василий Андреевич Жуковский - Роланд оруженосец: Баллады

обращает…

И что же? Перед ним в щите,

Как солнце, талисман сияет.

«Где это взял ты, молодец?»

Роланд в ответ: «Прости, отец;

Тебя будить я побоялся

И с великаном сам подрался».

ИВИКОВЫ ЖУРАВЛИ

На Посидонов пир веселый,

Куда стекались чада Гелы^[6]

Зреть бег коней и бой певцов,

Шел Ивик, скромный друг богов.

Ему с крылатою мечтою

Послал дар песней Аполлон^[7]:

И с лирой, с легкою клюкою,

Шел, вдохновенный, к Истму он.

Уже его открыли взоры

Вдали Акрокоринф и горы,

Слиянны с синевой небес.

Он входит в Посидонов лес…

Все тихо: лист не колыхнется;

Лишь журавлей по вышине

Шумящая станица вьется

В страны полуденны к весне.

«О спутники, ваш рой крылатый,

Досель мой верный провожатый,

Будь добрым знамением мне.

Сказав: прости! родной стране,

Чужого брега посетитель,

Ищу приюта, как и вы;

Да отвратит Зевес^[8]-хранитель

Беду от странничьей главы».

И с твердой верою в Зевеса

Он в глубину вступает леса;

Идет заглохшею тропой…

И зрит убийц перед собой.

Готов сразиться он с врагами;

Но час судьбы его приспел:

Знакомый с лирными струнами,

Напрячь он лука не умел.

К богам и к людям он взывает…

Лишь эхо стоны повторяет —

В ужасном лесе жизни нет.

«И так погибну в цвете лет,

Истлею здесь без погребенья

И не оплакан от друзей;

И сим врагам не будет мщенья,

Ни от богов, ни от людей».

И он боролся уж с кончиной…

Вдруг… шум от стаи журавлиной;

Он слышит (взор уже угас)

Их жалобно-стенящий глас.

«Вы, журавли под небесами,

Я вас в свидетели зову!

Да грянет, привлеченный вами,

Зевесов гром на их главу».

И труп узрели обнаженный:

Рукой убийцы искаженны

Черты прекрасного лица.

Коринфский друг узнал певца.

«И ты ль недвижим предо мною?

И на главу твою, певец,

Я мнил торжественной рукою

Сосновый положить венец».

И внемлют гости Посидона,

Что пал наперсник Аполлона…

Вся Греция поражена;

Для всех сердец печаль одна.

И с диким ревом исступленья

Пританов окружил народ,

И вопит: «Старцы, мщенья, мщенья!

Злодеям казнь, их сгибни род!»

Но где их след? Кому приметно

Лицо врага в толпе несметной

Притекших в Посидонов храм?

Они ругаются богам.

И кто ж — разбойник ли презренный

Иль тайный враг удар нанес?

Лишь Гелиос^[9] то зрел священный,

Все озаряющий с небес.

С подъятой, может быть, главою,

Между шумящею толпою,

Злодей сокрыт в сей самый час

И хладно внемлет скорби глас;

Иль в капище^[10], склонив колени,

Жжет ладан гнусною рукой;

Или теснится на ступени

Амфитеатра за толпой,

Где, устремив на сцену взоры

(Чуть могут их сдержать подпоры),

Пришед из ближних, дальних стран,

Шумя, как смутный океан,

Над рядом ряд, сидят народы;

И движутся, как в бурю лес,

Людьми кипящи переходы,

Всходя до синевы небес.

И кто сочтет разноплеменных,

Сим торжеством соединенных?

Пришли отвсюду: от Афин,

От древней Спарты, от Микин,

С пределов Азии далекой,

С Эгейских вод, с Фракийских гор…

И сели в тишине глубокой,

И тихо выступает хор^[11].

По древнему обряду, важно,

Походкой мерной и протяжной,

Священным страхом окружен,

Обходит вкруг театра он.

Не шествуют так персти чада;

Не здесь их колыбель была.

Их стана дивная громада

Предел земного перешла.

--">