X. С. Ньюкомб - Гарфилд

ними. И даже теперь, когда Джон уже стал успешным художником- мультипликатором, Гарфилд принуждал его выделывать разные фокусы.

Кот пожелал доброго утра своему лучшему другу – плюшевому медведю Пуки, которого он откопал в ящике комода Джона много лет назад. Пуки был отличным слушателем, который всегда был рядом с Гарфилдом, когда это требовалось. Он никогда не требовал ни еды, ни внимания Джона и всегда готов был отдать пульт от телевизора. Никто, кроме Пуки, не знал всех секретов и желаний Гарфилда, даже Джон. К тому же Пуки ничего не мог разболтать, главным образом потому, что у него не было рта.

«Пуки, прикрой меня: Я выхожу», – Гарфилд осторожно вытянул заднюю лапу, чтобы определить температуру пола, затем выпрыгнул из своей маленькой кровати и пересек комнату. Он прошмыгнул мимо фотографий и других памятных безделушек, которые делают дом домом. Там стояла фотография, на которой кот тащил Джона за шнурки с лыжной базы, после того как последняя молодая девушка отказалась выпить с ним какао. А вот и Хеллоуин в тот год, когда Джон нарядился большой мышью. Рядом была фотография их похода, который, не приведи бог, когда-нибудь повторится. Целая неделя на природе при полном отсутствии телевизора! И все-таки хозяин Гарфилда был хорошим человеком, хоть и немного странным, а жизнь у кота была просто замечательной.

Джон не услышал звона будильника и продолжал храпеть. Это никуда не годилось. Если Гарфилд уже проснулся, то Джон должен принять душ и приготовить завтрак. Кот прыгнул на изголовье большой кровати и стянул покрывало с храпящего объекта своей любви.

Проснись и пой, Джон. Пора кормить кота.

Объект любви Гарфилда пошевелился и пробормотал: «Не сейчас, Гарфилд», – и снова захрапел, стиснув кота в своих объятиях. Гарфилд прижал уши и зажмурился.

И так каждое утро. Я – кот. Ты – мой хозяин. Ты должен руководить. Ты должен зарабатывать на жизнь. Ты должен встать, Джон. Так всю жизнь проспать можно.

Джон повернулся и натянул одеяло до подбородка, тихо бормоча, что ему нужно еще несколько минут. Улыбаясь во сне, парень глубоко вздохнул и еще сильнее прижал к себе теплого пушистого кота. Гарфилд поморщился и медленно пошел в наступление. Он высвободился из рук Джона и прыгнул на тумбочку рядом с кроватью, попутно повалив на пол фотографии, одеколон и множество всяких безделушек.

Не думаю, что ты, Джон, осознаешь всю серьезность положения. У кота, который хочет есть, не предусмотрена кнопка выключения, как на будильнике. А когда я голодный, я капризный. Он занял боевую позицию – лапы вперед, спина выгнута. Чуть подобрав задние лапы, Гарфилд просчитал дистанцию между ним и спящим хозяином. Тут кот оттолкнулся от тумбочки, как ныряльщик от скалы в Акапулько, и, описав дугу, приземлился прямо на грудь Джону. Э-эх!

Гарфилд замер в сантиметре от лица Джона и сурово посмотрел на него.

И знаешь что, Джон: я ВСЕГДА голоден!

Джон резко выпрямился и сел на кровати, широко раскрыв глаза от удивления. Он зевнул, потер лицо и посмотрел на часы:

– Уже семь двадцать три! Я забыл поставить будильник! Думаю, это потому, что я вчера слишком долго провозился с железной дорогой. Спасибо, Гарфилд. Я твой должник!

Запиши это на мой счет!

Джон опустил ноги на пол и пошевелил пальцами, ища свои тапочки. Их нельзя было ни с чем перепутать: спереди у них были длинные кроличьи уши, а сзади пушистые хвосты. Джон натянул свой голубой велюровый халат, на нагрудном кармане которого было вышито «Я люблю свою кошку», и, шаркая, пошел в душ:

– Кажется, еще одно замечательное утро, Гарфилд. Для меня ничего не может быть лучше, чем начать выходной день с душа!

Гарфилд недовольно наблюдал, как Джон вылезает из постели. Да, а для меня ничего не может быть лучше, чем начинать выходной с еды. Давай, Джон. Корми своего лучшего друга. Завтрак. СЕЙЧАС ЖЕ.

Джон зашел в ванную и открыл краны, весело напевая что-то себе под нос и регулируя воду до нужной температуры. Пар начал заполнять комнату. Гарфилд последовал за ним и сел рядом с комодом, кипя от злобы, а Джон зашел в душ и задернул занавеску. Постепенно его напевание стало превращаться в полноценное пение: «Я должен быть собо-о-о-й! Я должен быть собо-о-о-й!»

Ага, и я должен быть собой.

Пристально наблюдая за парнем за занавеской, который по-кошачьи орал и тер себя мочалкой, Гарфилд поднял лапу и – оп! – нажал слив унитаза, чтобы ослабить звук

Ведь крики Джона были --">