Анри Старфол - Дискриминация цинизма

переживаемого стресса, он сомневался лишь минуту и закурил, выпустив в воздух облачко молочного дыма. По телу, с легким покалыванием, растекалось приятное тепло и легкость. На кристально чистой душе чиновника стало гораздо спокойнее. Выпуская в воздух дым от исцеляющей его сигары, сеньор Ромеро принялся с профессиональным интересом рассматривать чертежи полигона по переработке мусора.

«Отличный будет проект. Наконец смогу прикупить квартирку в Италии».

Чиновник обратил свой взор на толстую стопку листов, что лежала рядом. На каждом из них были подписи местных жителей против его грандиозной задумки. «Ничего, поскулят, поскулят, да успокоятся. В конце концов, мы – здесь власть. Я - здесь власть…».

– Макулатура…, – ехидно пропел Марко Ромеро и, преисполненный удовольствия, в очередной раз извлек из ухмыляющегося рта табачный дым.

К нескончаемому удивлению чиновника, он выдул из себя столько белых табачных клубов, словно вместо головы у него была труба от старого паровоза. Нервно почмокивая губами, он с сомнением посмотрел на сигару, которую курил и на этот раз затянулся ею чуть-чуть. На этот раз, дыма оказалось еще больше. Сеньор Ромеро рывком затушил сигару о дорогой стол и отступил назад – к двери. Сигара лежала на плоскости стола, но табачный дым, с каждым выдохом чиновника, все выходил и выходил из его легких. Белая молочная дымка, словно зловещий, клубящийся туман, расползлась по всему полу гостиной комнаты.

Маленькое кресло, которым Марко Ромеро подпер ручки дверей, неожиданно потяжелело килограммов на сто и словно вросло в пол. Чиновник кряхтел, охал и ахал, но никак не мог отодвинуть его от дверей. С каждым сдавленным выдохом из легких сеньора Ромеро неизменно вылетал густой табачный дым. Красные глаза наполнились слезами, в горле засаднило от колкой боли – стелющееся по полу табачное марево уже доходило до колен чиновника.

– Помогите! – Марко Ромеро хрипло раскашлялся и упал прямо в дымку, которая тут же, словно затаившийся хищник, поглотила его.

Крича от ужаса, чиновник забарахтался в дыму, словно утопающий. В комнате с каждой секундой становилось все жарче и жарче. Выбравшись из розового халата, скользкий, как мыло, сеньор Ромеро кое-как поднялся и, поднимая клубы дыма, побрел к окну. Голова снова раскалывалась и кружилась. Чиновник чувствовал, что-вот вот потеряет сознание и задохнется. Он схватил пуфик и бросил его в узкое окно. Предмет мебели отлетел обратно и ударил Марко Ромеро по ноге. На витраже появились трещины, похожие на маленькую паутину. Из последних сил, крича от рвущегося вместе с дымом наружу отчаяния, хромающий чиновник снова запустил пуфик в окно. Стекло разлетелось на множество пестрых осколков с оглушительным грохотом, который почему-то напомнил сеньору Ромеро шквал оваций. Дыра, образовавшаяся в окне из-за второго удара, расширялась. Вот и оконная рама с треском оторвалась и улетела в сад, словно во дворе была зона сильно пониженного давления. В дыру, подобно большим насекомым, полетели ручки, карандаши, документы, чертежи, фужеры, светильники и принадлежности для растопки камина. А следом за ними, как ядро из пушки, с поросячьим визгом, вылетел и сам чиновник. В глазах потемнело, и снаряд в шелковых семейных трусах претерпел резкое приземление обо что-то жесткое. Охающий Марко Ромеро открыл глаза, но вокруг была кромешная темнота. Откуда-то сверху, с характерным хлопком зажегся луч от прожектора и упал на тушку беспомощно лежащего чиновника. Лучи прожекторов появлялись один за другим и все впивались в пухлую дрожащую фигуру. Чиновник не без труда поднялся на дрожащие ноги. Он услышал его снова – шум оваций. Сначала тихий, как шипение ползущей змеи, он стремительно нарастал, пока не набрал силу оглушающего морского прибоя в скалах. Вместе с овациями, под огромным, сводчатым куполом театра зажегся свет. Он узрел своих зрителей и закричал. Нет, не люди, а самые мерзкие и страшные существа, которых не может объять даже самая больная человеческая фантазия, сидели в красных креслах и на балкончиках, смеялись и неистово хлопали ему в садистской агонии. Они сверкали множеством страшных глаз, шелестели рваными крыльями, лязгали пастями, тянули в сторону сцены свои щупальца и когтистые лапы. Марко Ромеро ахнул и, закрыв лицо руками, упал на колени. На сцену, постукивая тростью с рукоятью в виде мертвой головы,

--">