Сагател Мимиконович Арутюнян - Ципили, Тимбака и смех (Повесть-сказка)

и Асмик.

Тарон был весь во власти своих мечтаний, когда гномик вдруг поднял голову.

— О, досточтимый, прошу, отведай первого урожая смородины этого года. И не забудь загадать какое-нибудь желание. Когда ешь первый плод года или первую ягоду, надо обязательно загадать желание. Таков обычай. Ну, подойди, подойди поближе. Угощайся, милый парон^[2].

Хрипловатый голос его был таким тихим, добрым, что у Тарона окончательно пропал страх. Он успокоился и уже как другу сказал:

— Я не парон, я Тарон.

— A-а, значит, Тарон?.. Ну, конечно же, ты Тарон. Прошу, уважаемый Тарон, угощайся первой смородиной года.

Что ж, можно и угоститься. Тарон сделал шаг, но в это самое время раздался голос Мануш:

— Тарон!.. Где ты?

Тарон не ответил. Он как завороженный глядел на старичка, на его улыбку, на маленькие умные глазки.

— Тарон, куда ты запропал?! — теперь уже звала его Асмик.

Тарон хотел ответить, сказать, что вот он, здесь, за кустами, но не мог… Всего минуту назад он был так спокоен, а сейчас словно онемел, не может откликнуться на зов своих подружек.

— Эй-эй, Тарон, где ты? — снова послышался голос Мануш уже издалека.

И именно в этот миг с другой стороны показалась Асмик. Увидев Тарона, она ужасно рассердилась:

— Почему же ты не отзываешься, противный мальчишка?

Тарон пальцем указал ей на гномика:

— Смотри!

— Что? — удивленно спросила Асмик, глядя под куст, куда показывал Тарон. — На что смотреть? На этот кусочек шерсти?

Тарон, который не отрывал взгляда от Асмик, чтобы увидеть, какое впечатление произведет на нее гномик, поразился, как она спокойна, словно перед ней что-то самое обыкновенное. Но когда девочка сказала про шерсть, Тарон невольно перевел взгляд под куст. И… диво дивное. Под кустом и впрямь валялся клок грязной овечьей шерсти, а старичка и след простыл.

Это было ударом для Тарона! Куда более сильным, чем само появление гномика. И мальчик снова потерял дар речи.

— Ну что тут такого? Скажи же наконец!..

— Т-тут… тут, — пробормотал Тарон. — Минуту назад тут…

— Что минуту назад?.. Ничего не понимаю.

— Ну я… Ведь я же?..

— А, тебе просто нечего сказать!

— Нет, есть!.. — обиженно возразил Тарон. Но потом, чуть помолчав и подумав, проговорил: — Да, ты права, мне нечего сказать. Просто посидел под кустом…

— Ладно, идем. И так из-за тебя столько времени зря потеряли. — И она крикнула: — Мануш, Тарон нашелся! — А подойдя к подружке, добавила: — Знаешь, где он был? Забрался под куст шиповника и рассматривал там какой-то клок шерсти.

Мануш сердито глянула на Тарона, но не пожурила его, только сказала:

— Идемте, идемте! Если мы будем так медленно продвигаться, и до полудня не доберемся до ягодника.

Тарон тоже промолчал. Боялся, что если расскажет про гномика, то от девчонок уж не отделаться — будут смеяться над ним, что, мол, привиделось ему. Конечно, другое дело, коли и Асмик бы увидела гномика, но она говорит только про клок шерсти… И тут Тарона осенило: «А что, если и я вовсе не гномика видел, а именно этот клок шерсти?! Да, но кто же тогда говорил? Настоящим человечьим голосом, на человечьем языке?! Даже предлагал смородиной угоститься?!»

Погруженный в эти свои мысли, стараясь не отставать, Тарон шел за девочками. До самой чащи шли они молча, словно боясь спугнуть зачарованную тишь. Миновав кустарник, вышли на тропку, пересекающую лужайку, и теперь уже отчетливо слышали звуки своих шагов.

До большого леса оставалось шагов двести. И тут ребята припустили бегом. Исполинские дубы, ясени, буковые деревья словно звали их, и дети с веселыми выкриками вбежали в лес.

Глава вторая ЦИПИЛИ-ПИНДО^[3] И ТИМБАКА

На лужайке у засохшего дуба

Лучи солнца уже позолотили макушки деревьев, лес ожил, наполнился птичьим гомоном, жужжанием и звоном разных насекомых… А они все еще спали. Они, то есть Ципили-Пиндо и Тимбака.

Лужайка эта была в стороне от тропок и проезжих --">