Сагател Мимиконович Арутюнян - Ципили, Тимбака и смех (Повесть-сказка)

время о себе снова напомнил Ворон.

Он опять опустился на плечо Ципили и завел свое душераздирающее карканье. Так расшумелся, что и Мануш наконец разбудил…

— Где это я? — удивленно спросила девочка, оглядевшись вокруг.

Увидев Ципили и Тимбаку, Мануш поняла, что все случившееся с ней не было сном. Но тут на глазах у нее произошло такое, что опять подумалось, будто она во сне…

— Ципили! — во все горло закричала Тимбака, так, словно та была не рядышком, а на другом конце света. — Ворон, понимаешь, Ворон! Как мы раньше не додумались.

— Что Ворон? — спросила Ципили.

— Как что? Сколько уж лет бедняга ждет, когда мы снова обретем наши колдовские силы и вернем ему человеческое обличив.

— А? Поняла! Слушай, а это доброе дело?

— Ну, знаешь ли! Ты совсем разум потеряла. Спроси его, доброе ли это дело.

— Кар, кар, кар! — надрывался Ворон.

— Так чего же мы ждем, Тимбака? Давай, начинай.

— Нет уж, ты его заколдовала, тебе и расколдовывать.

Ципили встала на цыпочки, протянула руки вперед и начала беззвучно шевелить губами, а потом завела и свою колдовскую присказку:

Амда-чамда ди-ди-ди,

Алва-Салва

Тимба-Бум

Пили-мили бум, Тимба-кум…

Тут Ципили почувствовала, что Ворон у нее на плече очень потяжелел, услышала, как зашелестели его перья, и еще больше воодушевилась:

Аба-ко, Аба-ку

Пили Бам-бу

Ала-ту, мала-ту

Бири-бам бу…

Тяжесть на плече стала непереносимой, и тут что-то грохнулось оземь… А поднялся с земли… Кто бы, вы думали?.. Поднялся Дровосек и своей собственной человеческой персоной стал перед старухами.

Увидев Дровосека, колдуньи, надо признаться, изрядно струхнули, особенно Ципили, которая, как известно, обернула его Вороном. С испугу Ципили даже отступила на несколько шагов назад. Но у Дровосека и мысли не было о мщении. Он ощупывал себя и удивленно оглядывался вокруг, поражался, какими вдруг маленькими сделались старухи.

Ведь за время, пока он был Вороном, они казались ему великаншами, а теперь это маленькие, иссохшие старушонки. Правда, все теперь стало меньше: и деревья, и кустарник, и дом Людоеда.

Дровосек еще раз ощупал себя, даже ущипнул, после чего, наконец, поверил, что стал опять человеком.

Наверное, думаете, он обрадовался, запрыгал от счастья? Нет… Бедняга весь сжался, бухнулся на траву, обхватил голову руками и разрыдался.

Старухи молча смотрели на Дровосека. А он плакал о своих пропавших годах, о своей печали да и от радости, конечно.

И все это видела своими глазами Мануш. Как вы помните, она проснулась от вороньего карканья и стала свидетельницей несказанного чуда. Согласитесь, что не многим доводилось видеть такое. Может, и вовсе никому.

Мануш казалось, что она еще спит и все ей приснилось.

Когда Дровосек, наконец, облегчил свою душу слезами и поднялся, у Ципили дыханье сперло.

— Я не виновата, Дровосек, — забормотала она. — Я же хотела тебя только на чуть-чуть обернуть Вороном. Откуда мне было знать, что потеряю свою вековечную колдовскую силу.

— Да что уж теперь! Прошедшего не воротишь, — извиняюще сказал Дровосек. — Спасибо, хоть нынче не забыли обо мне.

— Мы только-только обрели свою колдовскую силу, — стала оправдываться и Тимбака. — Ты первый, кого мы обернули… Это я… Я напомнила о тебе Ципили.

Но зря Тимбака оправдывалась. Дровосек все знал. Ведь и будучи Вороном, он все понимал.

Дровосек, конечно, слышал и видел, что человеческий образ ему вернула Ципили, но он подошел к Мануш, опустился перед ней на колени и земно поклонился.

— Я… Я тебе обязан, девочка моя. Никогда бы мне не обернуться снова человеком, не осознай я, какое совершаю преступление перед тобой. Я ведь хотел… Очень хотел, чтобы ты погибла… Тот человек вовсе не лесник, он настоящий Людоед… Прости мне, доченька, прости, Манушик!

— Что вы! Встаньте, пожалуйста! — растерялась Мануш. — Что я такого --">